Дороти Шелдон: Царица эльфов

С трудом переводя дыхание, Мэри вынырнула на поверхность озера. Вода была почти холодной, и она почувствовала, что купание взбодрило ее и отвлекло от мрачных мыслей, не дававших покоя со вчерашнего дня.

Как все изменилось, думала она, смахивая капли воды с мокрых ресниц. Маленькая сонная Радужная долина стала любимым местом отдыха для уставших от городской суеты жителей Орегона. Когда-то здесь был маленький городок с немощеной главной улицей и грязноватыми старыми домишками. Теперь машины устремлялись сюда по асфальтированному шоссе в четыре ряда, а по обе стороны улицы тянулись бесчисленные магазины, банки, закусочные. На месте пустынных равнин бурно развернулось строительство модных коттеджей.

Худшие перемены ждали ее дома. Ранчо Мартинесов, где с успехом занимались некогда разведением скаковых жеребцов и содержали платные конюшни, раньше было процветающим хозяйством, с аккуратным белым заборчиком, проходящим по границе владений, с незапятнанной репутацией. Теперь строения нуждались в ремонте, конюшни стояли почти пустыми, побелка с забора давно осыпалась. Но самое печальное – ее отец, который невероятно постарел, стал совсем седым, серым, угрюмым, как обветшалые доски заборчика.

Мэри закрыла глаза. Когда они виделись в последний раз? Два года назад? Да, это было на похоронах Эдварда. Но тогда он не выглядел таким старым и больным – или она была слишком поглощена своим горем, чтобы заметить это? Она сморщилась и прижала пальцы ко лбу между бровями, чтобы ослабить напряжение, внезапно сдавившее голову, словно обручем. Наверное, тогда ей не хотелось думать о возвращении. Но когда на прошлой неделе отец в телефонном разговоре сказал, что семейство Голардо пытается отобрать у него землю, она не колебалась ни минуты. Отец даже намекнул ей на якобы имевшее место покушение на его жизнь. Услышав это, она подумала, что у отца развилась болезненная мнительность. Но то, что Тони Голардо мог пытаться завладеть землей отца, не удивило ее нисколько. Она давно считала, что мужчины из семейства Голардо бессердечны.

Неподалеку хрустнула ветка, и Мэри быстро обернулась на звук. Из-за большого дуба, росшего на берегу пруда, выступила высокая мужская фигура. Каждый нерв в ее теле натянулся до предела. Тони Голардо. Она повсюду узнала бы это победно красивое лицо. Лицо человека, похитившего однажды ее сердце и затем небрежно отбросившего его прочь.

– Мэри!

Звучный низкий голос заставил ее вздрогнуть. Это был голос зрелого мужчины. Голос превосходно гармонировал с плотным мускулистым торсом под клетчатой рубашкой, заправленной в джинсы. Лицо его немного изменилось – две глубокие линии пролегли по сторонам твердых губ большого рта. Нижняя губа по-прежнему сохраняла чувственный изгиб, но Мэри показалось, что теперь она приобрела циничное выражение, которого не было раньше. Глаза с густыми ресницами все также напоминали сапфиры, но они утратили простодушное очарование невинной юности. Сейчас в глубине этих синих глаз угадывался опыт и обещание чувственных удовольствий. Единственное, что не изменилось – его густые, слегка вьющиеся волосы, такие же черные, как и ее собственные.

– Мэри, – повторил он, заставив ее осознать, что она уже некоторое время разглядывает его, не проронив ни слова. – Я слышал, что ты вернулась.

Она приоткрыла рот, чтобы ответить, но ее голос отказался повиноваться. Нахмурившись, она проглотила слюну, чтобы прошел нервный спазм, внезапное сужение горловых мышц, случавшееся с ней, когда она волновалась. Это осталось после временной немоты – последствия давно пережитого потрясения.

В его лице промелькнула тревога, и он заговорил немного громче, как инстинктивно делают люди, обращаясь к глухим.

– Говорили, что ты потеряла голос, но я думал... – Он беспомощно взмахнул рукой. – Я не знаю языка жестов.

Она покачала головой и уже собралась было ответить, но удержалась и промолчала – захотелось посмотреть, что он станет делать дальше. Она уже не была ни той томящейся от любви девчонкой, когда-то отвергнутой им, ни эмоциональным подростком, пытающимся спрятаться от своих проблем. Она приложила немало усилий, чтобы стать твердой, владеющей собой женщиной, которая умеет держать себя в руках, когда это нужно. Но Тони об этом не известно. Для нее может оказаться полезным оставить его на некоторое время в неведении, если он и вправду нацелился на землю отца.

Тони откашлялся.

– Ты стала совсем взрослая, – сказал он, и его взгляд на секунду оторвался от ее лица и скользнул вниз, и это напомнило ей о тонкой, промокшей насквозь и прилипшей к телу тенниске. Даже на расстоянии ярдов в десять, которое их разделяло, она заметила оценивающее выражение в его глазах. Она скрестила руки на груди и быстро погрузилась в воду до подбородка. Его откровенное разглядывание не удивило ее. По словам отца, Тони вряд ли был подходящей кандидатурой в монахи. Еще в ранней юности он слыл настоящим сердцеедом и с тех пор, по слухам, немало потрудился, чтобы закрепить за собой эту репутацию, уже после того как уехал изучать виноградарство в Калифорнийском университете. Оттуда он отправился на стажировку в Италию, где кто-то из его родственников занимался виноделием. Мэри могла только догадываться, какое впечатление произвел он на женщин этой страны.