Дороти Шелдон: Царица эльфов

Итак, слухи подтвердились – Мэри вернулась домой. Рука Тони Голардо непроизвольно сжала бинокль. На какую-то долю секунды он потерял из виду фигуру женщины, за которой наблюдал с балкона своего маленького, недавно оштукатуренного домика. С возгласом нетерпения он облокотился на черные чугунные перила, наводя бинокль с сильным увеличением на то место, где только что заметил ее. Сначала он не увидел ничего, кроме плавно вздымающихся холмов, окутанных туманной дымкой, которая сияла всеми цветами радуги под первыми лучами солнца. И, как всегда бывало, это зрелище наполнило его благоговейным трепетом. Долина, где уже более сотни лет назад обосновались первые поселенцы западных окраин Америки, производила на иных такое впечатление, что они назвали ее Радужной долиной. Почти каждый день он находил несколько минут, чтобы полюбоваться этим мирным пейзажем и окружавшими дом виноградниками.

Но вот он снова увидел женщину – высокую, стройную, в шортах и простой тенниске. Она стояла на самом берегу пруда, затененного раскидистыми дубами. Через ее плечо небрежно перекинуто яркое полотенце. Он подкрутил резкость и замер, завороженный видом длинных, цвета воронова крыла волос, вспыхивающих в солнечных лучах. Кожа ее имела медовый оттенок и, казалось, источала запах цветов апельсинового дерева. Если бы не современная одежда, ее можно было бы принять за первую переселенку Радужной долины давно ушедших дней, которая приготовилась совершить обряд утреннего омовения.

– Мэри, – пробормотал он, ощутив, как внезапно что-то сжалось в груди.

Мэри Мартинес. Боже мой, какие воспоминания пробуждает это имя!

Она потянулась, изогнув тело, подставляя его солнечному теплу, и он задержал дыхание. Осталась в прошлом складненькая фигурка четырнадцатилетней школьницы, которую он помнил. Под тонкой тканью тенниски и хлопчатобумажных шорт угадывались округлые женственные формы. Не отрывая от нее глаз, он ощутил, как по его телу словно пробежал электрический ток. Четырнадцать лет сильно изменили дочь Никколо Мартинеса, хотя она всегда была очаровательным маленьким созданием. Чего стоили одни ее большие невинные глаза лани. Их удивительный зеленовато-коричневый оттенок мгновенно околдовывал мужчин. Как и полноватые, слегка оттопыренные губы...

Но Тони стряхнул с себя оцепенение и недовольно хмыкнул. Он имел возможность испытать, какой соблазнительной умеет быть Мэри Мартинес, а по слухам – и не только он один. Не то чтобы он придавал значение разным там пересудам. Он не раз убеждался в их несправедливости и заведомых преувеличениях. Но ему доподлинно известно, что Мэри и ее старшая сестра Оливия были центральными фигурами трагедии, потрясшей однажды мирную жизнь Радужной долины.

– Любуешься пейзажем?

Тони виновато вздрогнул при звуке раздавшегося за спиной голоса, но чувство неловкости быстро сменилось раздражением, когда, опустив бинокль и круто обернувшись, он увидел лицо своей мачехи. Стоя в дверях, через которые лестница вела на второй этаж, Ханна Голардо наблюдала за ним проницательным взглядом карих глаз. Интересная женщина пятидесяти лет, она выглядела много моложе благодаря своим неустанным усилиям, а также искусству косметической хирургии. Ее светло-каштановые волосы были подстрижены по последней моде, а одевалась она с той аккуратностью, которая от рождения присуща всем немкам. Многие считали ее красивой, но Тони так и не сумел разглядеть в ней что-либо иное, кроме умело поддерживаемого имиджа.

Она не могла знать, что именно было объектом его внимания, твердо рассудил он. Без помощи бинокля пруд казался отсюда всего лишь узенькой серебряной полоской, полускрытой за темнеющими вдали деревьями. Кроме того, в свои тридцать три года он не обязан отчитываться перед ней. Они решили раз и навсегда этот вопрос после смерти его отца, когда Тони вернулся домой из Европы, чтобы взять на себя управление винным заводом Голардо.

Не отвечая на ее вопрос, он произнес:

– Кажется, неплохая погода – сегодня следует ждать наплыва посетителей.

Ханна заведовала на заводе службой экскурсий и дегустации. Это занятие позволяло ей чувствовать себя полезной, и в то же время избавляло его от постоянного контакта с ней по работе. В его душе до сих пор оставался горький осадок – воспоминания о тех несчастьях, которые принесла она его отцу и ему самому.

Отец встретил ее на рейнских виноградниках в Германии. Он уехал тогда в Европу, чтобы заглушить тоску по умершей жене. Ханна, которая была моложе на пятнадцать лет, хорошо образована и владела несколькими языками, пробудила в нем угасшую чувственность, и он поверил, что это сможет заменить ему истинную любовь. Когда же они вернулись в Америку вместе с избалованным десятилетним сыном Ханны Генри, даже Тони способен был понять, что брак этот нельзя назвать удачным. Когда потух огонь страсти, не осталось ничего, кроме чувства неудовлетворенности и досады. Ее постоянные ссоры с отцом, которые характер Ханны делал пугающе бурными, часто заставляли Тони уходить из дома.