Татьяна Голубева - Соблазн гнева

Отковыривая от пенька серебристую накипь лишайника, Марина изо всех сил напрягала свой детский ум, желая разобраться в непонятных, непостижимых вещах. Почему папочка не приезжает? Почему он не забирает ее к себе? Ведь бабушка столько раз обещала, что он скоро, совсем скоро увезет Марину в большой город…

А как он выглядит, этот большой город?

Бабуля рассказывала, что в городе много высоких каменных домов, и много машин, и радио, и телевизор, по которому показывают кино… Что такое кино, Марина так и не сумела понять, а телевизор видела только на картинке в старом журнале, который однажды забыли приезжавшие на черной машине люди. Кроме телевизора, на картинках было множество таких вещей, о которых даже бабушка ничего не знала.

– Бабушка, что это такое? – спрашивала Марина, показывая на какую-нибудь загадочную штуковину.

Наталья Ивановна не спеша надевала древние очки, подходила к окну и медленно читала надпись под картинкой.

– Мик-сер… Не знаю, внученька, – огорченно говорила она. – В городах столько вещей, что и понять невозможно, что это такое и зачем его люди придумали. Вот переедешь к отцу – сама узнаешь.

– А когда я к нему перееду? – тут же спрашивала Марина.

– Скоро, Мариночка, скоро, – обещала бабушка. – А пока давай-ка свекольные грядки прополем. А то сидеть нам зимой без борща.

Борщом, правда, они баловались нечасто. Свекла в бабушкином огороде почему-то росла плохо, «не родила», как говорила Наталья Ивановна. Но тем не менее она каждый год упорно ее сеяла. И лишь жалела, что нет у нее хороших семян, «настоящих». Марина спрашивала, что такое «настоящие» семена, и бабушка поясняла: это те, что в магазине куплены, а не самостоятельно выращены. Марина тут же задавала следующий вопрос: почему бабушка не попросит отца прислать ей семян? Наталья Ивановна отвечала, что просила, и не раз, только те люди, что привозят продукты, наверное, забывают передавать ему эту просьбу. «Да и ладно, сами справимся, – тут же добавляла она, – мы же не калеки убогие, мы с тобой девушки крепкие, работящие…»

Да уж, трудились они на славу. Марина к четырем годам научилась отлично полоть грядки и рыхлить землю вокруг капустных кочанов. И курочек кормила, и для козы траву из леса носила, и пол подметала… а в пять лет уже и кастрюли чистила не хуже бабушки, и с иголкой управлялась. Конечно, бабушка еще не доверяла ей, например, заводить тесто или жарить яичницу со свежими грибами, но овсяную и пшенную кашу Марина варила совсем неплохо. И радовалась, когда бабушка хвалила ее:

– И какая же у меня внученька растет хорошая! Мастерица ты, девочка, руки у тебя золотые.

Золотые руки…

Это в лесной глуши они были золотыми. А в городе оказались просто золотушными.

Да, в тот день, вспомнив все это, Марина резко поднялась из-за столика уличного кафе, едва не опрокинув стул, и, бросив на тарелку деньги, быстро пошла к машине. Черт бы побрал папашку, вышвырнул ее в лесные чащобы и держал там до шести лет… урод, просто урод, другого слова не подберешь! Некогда ему было дочерью заниматься, капиталы он, видишь ли, сколачивал. А как только разжирел – сразу начал культурным прикидываться. «Напрасный труд, батяня, напрасный труд. Деревня – она и есть деревня. У тебя же на лбу написано, что воспитывал тебя вечно пьяный советский комбайнер. Завистливый до чужого, ленивый, малограмотный».

Марину снова охватила злоба. Гнев на отца и на весь мир разгорался, обжигая сердце, опаляя ум. У Марины даже в глазах потемнело от страстного желания на кого-нибудь наорать, ударить, пнуть…

И, увидев рядом со своим «лексусом» любопытного мальчишку, Марина мгновенно сорвалась.

– Ты какого черта тут ошиваешься? – визгливо закричала она. – Воровать пришел? Или поцарапать машину задумал? Я тебе сейчас так врежу, дерьмо вшивое!

Мальчишка испуганно шарахнулся в сторону, но это лишь подзадорило Марину.

– Ага, испугался! – еще громче заорала она. – А ну вали отсюда, да подальше, пока я тебе морду не набила!

Мальчишка со всех ног дернул со стоянки, а Марина, немного выпустив пар, села за руль. Но внутри у нее все продолжало кипеть. Она с размаху ударила кулаком по сиденью, но сиденье было слишком мягким, удар не принес облегчения. Стиснув зубы, Марина тронула машину с места. Кому бы в зубы дать?..

Сергей Пафнутьевич криво усмехнулся и отошел от зеркала. Черт его знает, можно ли вообще с этим справиться? Не делать же пластическую операцию на старости лет! Да и не слишком ли много придется исправлять? И короткие кривоватые ноги, и нос «картошкой», и толстые грубые пальцы… Да еще и низкий лоб, и лысина. Нет уж, каким родился – таким и помрет. К черту…