Марти Леймбах - Умереть молодым

Цветы очень неплохо смотрятся на раковине. Прямо, как у богачей: цветы в ванной комнате. Снимаю одежду и вешаю ее на крючок для полотенец. Рассматриваю себя в зеркале: мое лицо на фоне лилий и гвоздик, придающих коже розовый оттенок, выглядит восхитительно. С удовольствием признаюсь себе, что мне не дашь моих лет, какой бы старой я себе не казалась. В меру упитанная; сердце мое двадцать семь лет снабжало тело здоровой кровью. У меня чистая кожа и красивые прямые плечи. Волосы блестят, как в детстве; смазливая мордочка.

Наш душ работает безотказно, хоть и устроен в совершенно не приспособленном для этих целей здании. Каждое утро получаю истинное наслаждение от неиссякающего потока горячей воды. Работая, он производит такой чудовищный шум, что в ограниченных пределах его владычества немыслимо услышать посторонние звуки. Мою волосы шампунем, на голове шапка пены, – и в этот момент сквозь грохот душа до меня доносятся два выстрела. Обмотавшись полотенцем, выскакиваю из душа, зову Виктора. Не получив ответа, направляюсь к нему. Он стоит в одних трусах у окна, приладив к подоконнику ствол ружья. У Виктора коллекционный двухствольный «ремингтон», который носит название «крысиного ружья», потому что используется только для стрельбы по крысам. По радио передают музыку в стиле «кантри». Под звуки любовной песни тоскующей в одиночестве девушки-ковбоя Виктор с высоты третьего этажа подвергает усиленному обстрелу норы на лужайке.

– Нельзя в такую рань стрелять по крысам, – говорю ему. – Ведь все еще спят.

Последний раз, когда он устроил стрельбу по крысам, прибыли две полицейских и одна пожарная машина. Я надеялась, что это его образумит, но не тут-то было: на полицейских его ружье произвело громадное впечатление, а пожарники одобрили его благие порывы.

– По-моему, подстрелил одну! – кричит Виктор. Втаскивает ружье в комнату. Стоит передо мной со взволнованным лицом, ружье в его руках выглядит элегантным. Оба курка взведены: полная боевая готовность для следующего раунда.

– Подстрелил одну? Где?

– Смотри! – показывает он. – Их логово там, у ограды, где поленница. Мерзкие твари, вероятно, они там размножаются. Сейчас нагоню на них страху ружейными залпами. Видишь, вон комочек меховой? Это тот торопыга, который решил покинуть укрытие и храбро выступить против тяжелой артиллерии противника.

– Это тряпье, – говорю я.

– Тряпье! Какое тебе тряпье? Бог ты мой, и в самом деле тряпье! – надувает губы Виктор. – Черт возьми, опять промазал.

– Нельзя ли оставить крыс на денек в покое? – спрашиваю его.

В открытое окно врывается холодный ветер. Дрожу под своим полотенцем от холода, как осиновый лист.

– От крыс вонь, они переносчики болезней. Кроме того, они пожирают младенцев. Ты должна гордиться, что я объявил войну этим тварям. Неужели ты жаждешь спасти жизнь этой мерзости, которая питается младенцами?

– В нашем доме крысы еще не сожрали ни одного младенца. Едва ли они найдут здесь, чем поживиться. У нас они какие-то худосочные, – говорю я.

– Меня не обманешь, – ухмыляется Виктор, указывая на ружье, – признайся: хочется тоже пострелять? Всегда я заграбастываю «крысиное ружье». Вот, возьми, – оно твое.

– Не надо мне «крысиного ружья», – отвечаю ему. – Хочу, чтобы ты перестал палить по животным.

– Хилари, крысы совсем не те животные, о которых сообщают в экстренных выпусках «Географического вестника». Крысы – паразиты. Представь себе, что это – гигантские тараканы.

– У них мех, – возражаю я.

– Ты безнадежна, – вздыхает Виктор. Он подтягивает трусы и возвращается к окну. Приладив приклад к плечу, направляет длинные стволы ружья вниз и палит в воздух.

Сдернув с батареи синие джинсы, натягиваю их на себя. Виктор, нажав оба курка, дважды стреляет из окна. Грохот чудовищный. Заткнув уши, мечусь по комнате в поисках свитера. Опять раздаются выстрелы, и я слышу вопль Виктора: «Чуть не попал!» Он стреляет еще раз и при этом от сильной отдачи теряет равновесие. «Ремингтон» – 16-кали-берное ружье, а Виктор – отнюдь не первоклассный стрелок.

Прислонясь к противоположной стене, наблюдаю за ним. Справа от меня стол Виктора, заваленный его записями и раскрытыми книгами. На толстенном староанглийском словаре расплылось чернильное пятно от сломанной авторучки.

– Постарайся не подстрелить соседских ребятишек, – прошу Виктора.

– А у нас нет соседей, – отвечает он.

– Тогда просто будь поосторожнее.