Джудит Гулд - Вспышка. Книга вторая

Тамара хотела закричать, но чья-то рука грубо зажала ей рот, не давая дышать и не позволяя издать ни звука. Глаза у нее стали бешеными, тело яростно извивалось. С минуту она пыталась бороться, впиваясь ногтями в держащую ее руку, но безуспешно. Наконец плечи ее поникли, признавая поражение.

– Я уберу руку, только если вы пообещаете мне, что не станете кричать, – с сильным акцентом прошептал резкий голос, заставивший ее съежиться. До нее доносился запах пота, при каждом слове его теплое дыхание щекотало ей шею. – Вы поняли? Один звук – и мне придется заткнуть вам рот, да? – По-английски он говорил бегло, но, подобно большинству говорящих на нескольких языках людей, каждое утвердительное предположение заканчивал вопросом.

На секунду в глазах Тамары сверкнул вызов, но тут же угас. Она медленно кивнула.

Он убрал руку, но продолжал держать ее наготове у рта.

Ее глаза давно освоились в темноте, и она смогла разглядеть, что его рост превышал шесть футов. Правда, лица не было видно, только горящие глаза.

Кто он?

Прежде чем Тамара собралась с мужеством, чтобы задать этот вопрос, он сам ответил на него.

– Меня зовут Дэни Бен-Яков. Меня послал ваш отец.

Убедившись, что она не станет кричать, он отступил от нее на шаг, беззвучно подошел к окну, закрыл деревянные ставни и тихо задернул занавески. На минуту комната погрузилась в полный мрак. Затем он включил ослепительно яркий верхний свет.

Тамара вдруг осознала, что, кроме прозрачной ночной рубашки, на ней ничего нет. Сдернув с кровати покрывало, она прижала его к себе, чувствуя, как при каждом вдохе вздымается ее грудь. Глаза округлились от удивления, растрепанные волосы спадали на лицо, кровь все еще кипела в жилах – в таком состоянии она чувствовала себя способной выиграть схватку с любым великаном.

Как мегера, она бросилась на незнакомца, глаза ее метали молнии.

– Как вы смеете! – яростно прошипела она, угрожающе наступая на него. – Без предупреждения входить в мою комнату, когда я сплю! Вы до смерти напугали меня! Я решила, что кто-то хочет…

– …изнасиловать вас. – Казалось, он находил забавным ее замешательство. – Возможно, я займусь этим в другой раз, когда у меня будет больше времени.

Тамара буквально взорвалась от этих слов.

– Вы… вы… пронырливая змея! – запинаясь, проговорила она, дрожа от ярости. – Вы… хитрая, трусливая, желтопузая, вороватая…

– Бог мой, какие цветистые определения. Язык у вас подвешен отлично. Ваш отец говорил правду: вы действительно прекрасная актриса.

Под его спокойным пристальным взглядом она вспыхнула.

– И это все, что вы можете сказать в свое оправдание? Вы до полусмерти напугали меня и…

– Вы так красивы, когда сердитесь. Да, несомненно, гнев вам к лицу. От него ваши изумрудные глаза начинают гореть еще ярче, а веснушки на носу темнеют.

– В-веснушки… – с большим трудом хрипло выговорила Тамара и, потеряв дар речи, изумленно уставилась на незваного гостя. Он так непринужденно прислонился к стене, спокойно разглядывая ее сквозь лениво полуприкрытые веки с густыми, темными ресницами, что вся ее злость разом угасла. Казалось, боевой задор вдруг покинул Тамару – почти сам по себе, – и негодующе поднятая рука опустилась. Но ее глаза не могли оторваться от его глаз.

«Почему я смотрю на него? Я просто любуюсь им!»

Какова бы ни была истинная причина, в этом человеке чувствовалось что-то обезоруживающее. Может быть, его неровная, ослепительная улыбка, обнажавшая резцы и вызывавшая ямочки на щеках и подбородке? Или этот кошачий блеск его темных глаз, когда он так пристально, так проницательно разглядывал ее, что на мгновение ей показалось, будто его взгляд проникает ей в самую душу? Что бы это ни было, от него исходила какая-то могучая сила, которая околдовывала и полностью подчиняла себе все ее чувства и против которой она была совершенно бессильна.

В нем не было ничего деланного, ничего напускного – именно таким мужчинам, как он, и стремились подражать киноидолы. На вид ему было лет двадцать восемь; загорелое, худое, скуластое лицо с острым раздвоенным подбородком – прекрасный образец для скульптуры; волосы густые и темные, волнистые и непокорные; рот чувственный и жестокий, и, будь его нос другой формы, его красивое лицо можно было бы назвать надменным: орлиный, почти римский, и с такой высокой переносицей, что, казалось, она начинается прямо между темными бровями. Несмотря на то что его большие глаза искрились озорным весельем, казалось, они таят печаль и какую-то неясную уязвимость, противоречащую его врожденной самоуверенности. Тамара почувствовала, что перед ней сложный человек, состоящий из многих пластов, и что придется снять не один слой, прежде чем она сможет добраться до его глубоко запрятанного истинного «я».