Марианн Кейс - Каникулы Рейчел

– Мэри, ради бога!

– И главное, если бы она предупреждала меня, когда берет ее! Если бы она хотя бы выкладывала этот оставшийся картон на стол… Тогда в следующий раз я купила бы лишнюю пачку в «Квиннворте»…

– Постарайся вспомнить название заведения, куда отправили того парня, – сказал папа.

– Какого парня?

– Ну, того алкоголика, который растратил деньги. Он еще был женат на сестре той женщины… Да ты его знаешь!

– Ты говоришь о Пэтси Мэддене? – догадалась мама.

– Точно! – обрадовался папа. – Узнай-ка, куда его отправили.

– Но Рейчел – не алкоголичка, – возразила мама.

– Да, – согласился папа, – но они там, в том заведении, от разного лечат. От алкоголя, наркотиков, азартных игр, обжорства… В наше время можно к чему угодно пристраститься.

Каждый месяц папа покупал по паре глянцевых дамских журналов. Как бы для Хелен и Анны, а на самом деле для себя. Так что он был прекрасно осведомлен о том, о чем добропорядочным отцам семейства вообще-то знать не обязательно: о сознательном нанесении себе увечий, свободных радикалах, Жане-Поле Готье и самых модных оттенках загара.

Мама села на телефон и навела справки. Когда на том конце провода интересовались, в чем дело, она говорила, что у папиного дальнего родственника склонность к алкоголизму, быстро благодарила и клала трубку.

– Клойстерс, – провозгласила она.

– Клойстерс! – с явным облегчением воскликнул отец. – Я просто с ума сходил, не мог вспомнить. Глаз бы не сомкнул, ломал бы голову…

– Позвони туда! – жалобно прервала его мама.

Клойстерс стоил целого состояния. Вот почему там лечились рок-звезды. Некоторые имеют такую страховку, что она покрывает любые расходы, но я-то восемь лет прожила за пределами Ирландии, и у меня здесь никакой страховки не было. Впрочем, у меня не было ее и в Нью-Йорке. Я все собиралась оформить ее… когда вырасту.

Итак, страховки у меня не было, и вообще не было ни пенни, и папа сказал, что выпишет чек. Да, он пойдет на это, лишь бы меня вылечить. В результате, как только я появилась в дверях родного дома, вымотанная перелетом и оглушенная валиумом и водкой, Хелен заорала со второго этажа:

– Ты, глупая корова! Мое наследство пойдет на то, чтобы вытащить тебя, чтоб ты знала!

– Здравствуй, Хелен, – устало произнесла я. И тут она удивленно проговорила:

– Господи, до чего же ты стала худая! Ты классно выглядишь – такая тощая!

Я уже совсем было собралась поблагодарить ее, но вовремя спохватилась. Обычно на такие ее заявления я говорила: «Правда? Неужели?», а она мстительно отвечала: «Не-а! Я пошутила. Ты всякий раз покупаешься, толстая дура!»

– А где Поллианна? – спросила Хелен.

– У ворот, разговаривает с миссис Хенесси, – ответила я.

Маргарет единственная из всей семьи охотно беседовала с нашими соседями, увлеченно обсуждая тонкости липосакции, первое причастие их внуков, необычно сырую погоду и доступность «Тайто» в Чикаго.

Потом в прихожую вломился Пол, нагруженный сумками.

– О боже, только не это! – воскликнула Хелен с верхней ступеньки лестницы. – Мне никто не сказал, что ты тоже приедешь! Ты надолго?

– Нет.

– Лучше бы ты вообще не приезжал. Теперь мне придется найти себе работу, чтобы не бывать дома.

Несмотря на то, что Хелен переспала со всеми своими преподавателями (по крайней мере, так она говорила), ей удалось успешно завалить все экзамены в университете за первый курс. Она проучилась еще год на первом курсе, но, не сдав экзамены и на этот раз, послала университет подальше. Все это случилось прошлым летом, и Хелен до сих пор не работала. Вместо этого она околачивалась дома, надоедая маме и то и дело, подбивая ее сыграть в карты.

– Хелен, оставь в покое деверя, – послышался мамин голос. Тут же рядом с Хелен появилась и она сама.

Я с ужасом ждала встречи с мамой. А сейчас я чувствовала себя так, словно у меня в груди – лифт и он стремительно летит вниз, в шахту, в желудок. Сквозь пелену в ушах я слышала, как Хелен объясняла свое поведение:

– Но я его ненавижу! А ты всегда учила меня говорить правду…

Мама не приехала в аэропорт вместе с папой. Впервые с тех пор, как я стала жить не дома, она не встретила меня в аэропорту. У меня были все основания считать, что она ужасно зла на меня.

– Привет, мама, – пробормотала я. Взглянуть ей в глаза я не смогла.

Она улыбнулась мне печальной улыбкой мученицы, и я испытала острое чувство вины, которое едва не заставило меня сразу же схватиться за спасительный пузырек с валиумом.