Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая

– Да, – негромко сказал полковник.

– Тебе известно, что ее муженек был крупнейшим наркодельцом Лос-Анджелеса? Ты это знал?

Де Кордоба ничего не ответил.

– Да-а. Было дело. Что ты на это скажешь, старина?

– Не знаю, что вы хотите от меня услышать, – неуверенно ответил де Кордоба.

– Где уж тебе знать. Ее муж многие годы ввозил кокаин из Колумбии. На своих грузовых самолетах. Вот откуда у них денежки на покупку всех этих яхт, домов и лимузинов. Грязнее денег просто не бывает. Поэтому-то я и говорю, что то, что случилось с их драгоценной деточкой, – прямо-таки ирония судьбы. – В его голосе слышалась такая злоба, что полковник даже поморщился. – Все эти годы тебе было наплевать на загубленные жизни других людей. Зато теперь то же самое постигло и твой дом, верно, Мерседес?

– Я не имела ничего общего с делами моего мужа, – с трудом, каким-то скрипучим голосом проговорила она. – Он никогда ничего мне не рассказывал.

– Врешь, сука!

– Это правда.

– Ты знала о его делишках! Ты жила на его деньги, а теперь пытаешься убедить меня, что не замечала, что с них буквально капает кровь?

– В этом я виновата, – все таким же скрипучим голосом сказала Мерседес. – Признаю.

– И поэтому вы решили выкрасть Иден? – спросил де Кордоба. – Чтобы наказать сеньору Мерседес Эдуард?

Человек на другом конце линии на некоторое время замолчал, потом рявкнул:

– Хватит болтать! Деньги давай! И в трубке послышались гудки.

Минут через десять Мерседес вошла в комнату полковника де Кордобы. Она была бледна, но смотрела ему прямо в глаза.

– Это правда, – повторила она. – Я никогда не имела ничего общего с делами Доминика. И, прежде чем я узнала о том, в чем на самом деле состоит его бизнес, прошли годы. И к тому времени у нас уже была Иден.

– Она горестно пожала плечами. – Что я могла поделать? Я дождалась, пока Иден станет достаточно взрослой, а потом бросила его.

– Прошу вас… – начал было смущенный полковник.

– Что же касается моих денег, то, клянусь вам, Доминик не дал мне ни цента, когда я уходила от него. В течение многих лет я играла на бирже ценных бумаг. И мне удалось сделать хорошие деньги. В чем-то мне повезло, а в чем-то помог опыт. И, что бы там ни говорил этот человек, мои деньги никак не связаны с наркотиками. В этом я могу поклясться.

– Вы вовсе не обязаны оправдываться передо мной, – мягко заметил де Кордоба.

– Знаю, что не обязана. – Она все еще смотрела ему прямо в глаза. – Но я хочу. Я хочу, чтобы вы верили мне. Понимаете?

– Да, – без колебаний сказал он. – Понимаю. И верю вам.

Тусон

Он поставил поднос возле кровати и посмотрел на Иден.

– Ну как ты?

Она не ответила.

– Я принес еще одно одеяло. Вот. – Он осторожно укрыл ее дрожащие плечи. – Так будет теплее.

Она подняла на него глаза, в которых застыла боль отчаяния. Сегодня ей снова пришлось пережить приступ мучительной ломки. Но этот приступ был даже страшнее, чем те, что терзали ее в первые дни. За завтраком ей сделалось плохо, потом ее вырвало, и в течение дня становилось все хуже и хуже. Она испытывала невыносимую боль и чувство какого-то животного ужаса; все тело покрылось гусиной кожей; волосы встали дыбом.

– Я больше не могу, – отбивая зубами дробь, простонала Иден.

– Ничего, потерпи, – сказал Джоул. Сегодня он побрился и надел чистые джинсы и тонкую футболку. У него были загорелые мускулистые руки. Казалось, от его кожи пахло солнечным светом. Там, наверху, в реальном мире, должно быть, стояла жара. А здесь, внизу, было невероятно холодно. Холоднее, чем в Арктике.

– Я хочу умереть, – прошептала она, кутаясь в одеяло. – Не хочу больше жить!

– Да перестань. Тебе не так уж и плохо.

– Тебе-то, мать твою, откуда это известно? – раздраженно бросила она.

– Ты поправишься. Только нужно поесть. – Джоул сел на краешек ее кровати. Иден инстинктивно отодвинулась. Он поднял с пола тарелку. – Давай-ка.

Она взглянула на яичницу с беконом и, закрыв глаза, отвернулась, чтобы не чувствовать вызывающего тошноту запаха.

– Господи. Убери это от меня.

– Но тебе необходимо питаться.

– Никогда больше не давай мне это дерьмо.

– Чем тебе не нравится яичница?

– От всей этой жареной отравы один только вред.

– Что это вдруг ты стала печься о своем здоровье? – устало произнес он и протянул ей пластмассовую вилку. – Брось, Иден. Поешь хоть немного.

– Да пошел ты! – Она выхватила у него из рук тарелку и изо всех сил швырнула ее в сторону. По цементной стене растекся желток. – Убирайся вон!