Соня Сойер-Джонс - Крыса-любовь

— Ошень вкушная штука, Дшули. Такая необышная, — прошепелявила мама. Рот у нее был набит тушеными овощами.

Мы собрались вечером, через несколько недель после того, как я взялась за свою новую задачу.

Мама взяла из вазочки галету и протянула мне.

— Твоему отцу понравилось бы.

— Да уж, гуакамоли отдыхает, — подтвердила Триш. — Господи, как же оно мне обрыдло! — Она подняла бокал: — Девочки! Долой гребаное авокадо! Выпьем за Джули, которая избавила нас от двадцатилетнего ига!

«Девочки» были вполне довольны жизнью. Одна за всех и все за одну. Они развалились на стульях, разулись, закинули ноги на стол, взяли по мисочке тушеных овощей и по бокалу «Пино-Нуар». Тут-то я и рассказала им про свою писанину и про то, что Томас решил объединить наши с Артом истории в одну книгу.

— Мне это не по нутру. Лишние слезы на ночь, — упрямилась Марджи.

— Зря дергаешься, — возразила мама. — По-моему, Джу готова признать, что может быть и другая версия событий. Так ведь, Джу?

Так ли?

— Ты только заставь его подписать договор, прежде чем возьмешься за дело, — посоветовала Триш.

— Думаю, Томас об этом позаботится, — сказала я.

— Лучше подстраховаться. Этот прохвост — как его там, Арт? Гордон? ну да неважно… Главное, чтоб он не присвоил все еще до того, как тебя напечатают.

— Если меня напечатают.

— Напечатают, — кивнула мама. С очень уверенным видом, чем поразила даже «девочек».

Я еще ни разу не видела, чтоб у нее были так широко раскрыты глаза. И смотрела она прямо мне в лицо.

— Приятно, что ты в меня веришь, мам, — ответила я. — Но пока ведь еще ничего не решено. Это просто идея.

— Напечатают, — повторила она и взяла меня за руку. — Смотри сюда.

Мама вытянула свободную руку и откинула красный газовый шарфик. Мурашки.

Когда мы нашли Шейлу, уже почти стемнело. Кроме нас в редакции никого не осталось.

— Черт! Какой там номер у неотложки? — спросила Софи и потянулась к телефону. — Три нуля, что ли?

Я уложила Шейлу на пол и откинула ей голову.

— Джули! — Софи совсем растерялась. — Да, да! Три нуля! Проси «скорую».

Я приложила обе ладони к груди Шейлы и с силой нажала. На ней была старая черная шелковая блузка с отложным воротником, которую стоило выкинуть лет десять назад. Блузка держалась на булавке и двух пуговицах; когда я нажала второй раз, верхняя пуговица отскочила. Под блузкой оказался неожиданно дорогой (и еще более неожиданно — эротичный) черный лифчик.

Я отдала бы что угодно, только бы не брать на себя ответственность.

— Софи, ты курсы первой помощи закончила? Хоть представление имеешь, как это делается?

— Нас в школе учили, но я не слушала. У меня все пролетало мимо ушей. — Софи остановила меня взмахом руки и заорала в трубку.

Я накрыла рот Шейлы своим и дважды выдохнула. Воздух ушел в никуда. Я пощупала Шейле пульс.

— У нее грудь поднимается, Софи? Тебе не видно? Должна подниматься, когда я дую.

Софи заткнула одно ухо и помотала головой.

— Да, все правильно. Четвертый этаж.

Я запаниковала. Вспомнила отца на бутафорской кровати, бухгалтера мистера Флэтмена и как он вдувал в папу воздух, «графиню» на телефоне. И вдруг, прежде чем я успела понять, что делаю, мои пальцы нащупали нос Шейлы и накрепко его зажали.

И так я дула, дула, а потом с силой нажимала ей на грудину, положив одну руку поверх другой — точно как надо. Пятнадцать раз, потом два раза подуть. И еще, и еще…

— Чередуйте два выдоха и пятнадцать сокращений, пока не прибудет машина «скорой помощи», — процитировала Софи. — Вспомнила!

Она тоже встала на колени рядом с Шейлой, взяла ее за руку и вслух считала мои нажимы, пока не приехала «скорая».

В этот раз я все сделала правильно.

Шейла умерла в больнице через три часа, в десять ноль семь вечера.

Она стояла передо мной в овощном отделе супермаркета. В руке у нее была сигарета, которую она подсунула знойному молодому итальянцу (по-моему, из цветочного отдела), чтобы зажег. Он сунул руку в ворот ее черной шелковой блузки и кончиками пальцев стал поглаживать ей грудь — неспешными круговыми движениями.

— Ты молодец, детка, — сказала Шейла. — Вчера все сделала очень грамотно.

— Не очень, Шейла. Ты же умерла.

— Ну да. — Она повела плечами. — И что теперь? Здесь не так уж плохо. У меня все отлично. Я официально снимаю с тебя ответственность.

— Я все сделала как надо.

— Да, но иногда и этого мало. Бывает так, что ничего не попишешь. C'est la vie et c'est la mort! [11] Такова жизнь и такова смерть (франц.).