Алина Знаменская - Голубка

— Но Лизавета какова! Пинкертон! Шерлок Холмс и доктор Ватсон в одном лице! Смотрю — с фонариком среди кустов туда-сюда, туда-сюда…

За столом все охотно засмеялись. Конечно, вора поймать не удалось, но зато теперь он будет знать, что не все так просто… Пусть сунется теперь! Васенькина сигнализация работает безупречно!

В разгар шумного веселья к завтраку вышла единственная дочь Подольских, Лерочка.

— О чем шум? — пожелав всем доброго утра, поинтересовалась она.

— Вот кто сладко спит! — восхитился генерал и чмокнул дочь в нежную щечку. — Вот уж кто далек от мирских забот!

Лерочка, шестнадцатилетняя барышня, свежая, как утренние цветы на клумбе Лизаветы, с недоумением взирала на родственников. О чем это они? Сигнализация? Вор? Через забор? Какие глупости! И охота им всем этим заниматься…

Генерал невольно залюбовался дочкой. Ее пушистые волосы, доставшиеся от матери, были беспощадно забраны в косу, которая красивым венцом обрамляла голову, словно корона. Крепдешиновая блузка в розовый цветочек удачно оттеняла свежесть лица и подчеркивала яркость глаз. Дочка, взросление которой он видел, но до конца не осознавал, представлялась ему все той же маленькой Лялькой, как он ее называл когда-то. И в обращении с ней ему легче было придерживаться старой тактики нежного подшучивания, чем принять ее взрослость и найти какой-то новый тон, как это удавалось жене.

— Неужели ты ничего не слышала? — удивилась Татьяна Ивановна. — Васенькины провода весь дом вверх дном перевернули. Кто-то залез ночью за цветами, а сигнализация сработала!

— Да? И что же? Поймали?

— Как же! Сиганул через забор, только его и видели!

— Нужно было видеть Лизу! — смаковал генерал. — Каждый цветок с фонарем обглядела! Лиза! Я вас с Васей к медалям представлю. За бдительность. А, Лерок, как? Ты не возражаешь?

Дочка что-то невпопад ответила, наливая в чашку сливок.

— За боевую готовность к отражению нападения! — продолжал тешиться генерал.

За столом не угасало веселье, в котором Лерочка не принимала участия, рассеянно улыбалась, отламывая кусочки рассыпчатой ватрушки. Если бы генерал был более внимателен, то он заметил бы и некоторую бледность обычно румяной дочери, и ее настороженную молчаливость, и отсутствие всегдашнего молодого оживления на хорошеньком личике.

Задумайся генерал, как можно не услышать ночной переполох из комнаты дочери, выходящей на открытую террасу — пришел бы к выводу, что лукавит дочка, что не так уж крепко спала этой ночью, но почему-то не хочет признаться в этом. Почему?..

Лерочка и в самом деле лукавила. Ее раздражал этот разговор, и эти шутки вокруг вчерашнего, и вообще эта затея с сигнализацией. Ночью, когда шум во дворе наконец утих, она выскользнула на террасу и немного постояла, прислушиваясь. Ей было необходимо убедиться, что все закончилось благополучно. Вокруг было тихо, высоко над крышей шумела сосна, где-то трещал мотоцикл. Теплый воздух, наполненный свежестью близкого леса, пьянил голову. Босиком, осторожно она подошла к самым ступенькам и поднялась на цыпочки, пытаясь заглянуть через забор. Лера наступила на что-то острое, наклонилась, пошарила ладошкой по крашеной половице. В ладонях оказался маленький легкий металлический предмет с острыми гранями. Она вошла в полосу света, чтобы рассмотреть. На ладони лежал серебряно-синий значок ГТО. Девушка улыбнулась, зажала значок в ладони и быстрыми неслышными шагами вернулась в комнату.

Завтрак затягивался. Генерал не торопился покинуть гостиную, расспрашивал гостью о деревенской жизни, шутил. Татьяна Ивановна поддерживала разговор. Клава привозила с собой дух родины, какое-то едва уловимое тепло бедной, но щедрой далекой деревни, живые, полузабытые образы, новости деревенские. В то же время Клава невольно напоминала Татьяне Ивановне о своем немосковском происхождении, о том, что не генеральшей она, Таня Подзорова, родилась, а деревенской девчонкой. Пасла гусей до самых невест и имела два платья: одно — на выход, а одно — на каждый день. И оба достались ей от Клавы, двоюродной сестры.

Эти воспоминания не нравились Татьяне Ивановне, она бы предпочла умолчать о них и вообще исключить из своей биографии. Сколько усилий, неустанного труда положила она на то, чтобы избавиться от мягкого южного выговора, от расплывчатого курского «г», от привычки есть ложкой и грызть семечки! Ценой, известной только ей одной, Татьяна Ивановна воспитала из себя степенную и величавую офицерскую жену.