Маргерит Дюрас - Моряк из Гибралтара

Потом с улыбкой добавила:

— Ты ешь-ешь, пока я говорю. Я много об этом думала, — с усилием, будто по принуждению проговорила она. — Вот уже много лет, как я ни о чем другом и не думаю. Только в порту он смог бы выдержать самого себя, понимаешь, как трудно человеку выдержать самого себя, когда он скрывается, просто затеряться в толпе, не отличаться от других. Ведь всем известно, что именно в портовых городах скрыто больше всего тайн.

В тоне ее сквозили смущение и одновременно вызов — было такое впечатление, будто она предостерегает меня от какой-то неведомой мне ошибки.

— Я видел такое в кино, — заметил я. — Что самый легкий способ спрятаться — это как можно лучше смешаться с теми, кто тебя разыскивает.

— Вот-вот. — Она улыбнулась. — Понимаешь, в Сахаре, там, конечно, нет полицейских, но там нет даже одуванчиков. Стало быть…

Она выпила свой стакан вина, потом очень быстро снова заговорила:

— Очень трудно долго выдержать, когда ты единственный, кто видит твои следы на песках Сахары. А эти следы очень отличаются от тех, какие люди обычно любят оставлять от своего пребывания на земле, так, во всяком случае, говорят. Пустыня, Калабрия, леса — все это негодные убежища.

— Но в мире, — заметил я, — немало затерянных уголков, не только одна Сахара.

— Само собой, да только человек, о котором я говорю, ни за что не выбрал бы себе подобного убежища.

— Понятно, — согласился я. Потом машинально добавил: — Послушай, а может, ты все-таки немного не в себе?

— Да нет, — успокоила она меня, — если я и не в себе, то куда меньше всех остальных. — Потом продолжила: — А вот города, они, наоборот, куда безопасней. И только на асфальте могут дать отдых усталым ногам гибралтарские матросы.

Она замолкла.

— Пойду принесу тебе стакан вина, — предложила она.

Всякий раз, когда она делала какое-то движение — ела, подносила ко рту стакан с вином, вставала, — я чувствовал это, и с каждым разом все острее и острее.

— Защита десяти тысяч прохожих Канбьеры, главной улицы Марселя, — продолжила она, — вот единственная передышка, единственное прикрытие для гибралтарских матросов. — Потом едва слышно добавила: — Это итальянское вино.

Я выпил. Оно мне понравилось. Похоже, ей доставляло удовольствие, что я пью его так охотно.

— Ничего себе приключение, — со смехом заметил я.

— Ты хочешь, чтобы я и дальше говорила?

— Сколько сможешь, — ответил я.

— Только там, — проговорила она, — человек, вынужденный скрываться, способен как бы возродиться и снова обрести способность наслаждаться бесчисленными радостями жизни. Он может ездить в метро, ходить в кино, провести ночь в борделе или на скамейке парка, помочиться где захочет, гулять где заблагорассудится, чувствуя себя в безопасности, пусть относительной, но какой ему не найти ни в каком другом уголке мира.

— И что, ты никогда в жизни так больше ничем и не занималась, только и делала, что искала этого своего матроса с Гибралтара, так, что ли?

Не отвечая, она встала и пошла, чтобы принести мне еще стакан вина.

Тем временем в баре появились другие матросы, они тоже с любопытством разглядывали новичка. Я пил вино. Мне было жарко. Вино было вкусное и прохладное. Мне было безразлично, глядят на меня или нет. Она по-прежнему не сводила с меня глаз, нежных и немного насмешливых.

— Что касается меня, — ответила она наконец, — я пока еще не наискалась…

Потом едва слышно, со смехом, явно доверительно добавила:

— И часто ты собираешься донимать меня подобными расспросами?

— Мне просто трудно сказать тебе, когда надо остановиться, — возразил я.

Она снова встала, пошла к бару и вернулась с третьим стаканом вина.

— Было бы лучше, — заметил я, — если бы ты принесла сразу целую бутылку.

— И правда, — со смехом ответила она, — как это мне самой не пришло в голову!

В этом берете на голове она и сама немного напоминала матроса. Волосы рассыпались по плечам, но она не обращала на это никакого внимания. Когда я допил очередной стакан вина, она почти шепотом заметила:

— Ты любишь вино, да?

Я не ответил.

— Я хочу сказать, — пояснила она, — у тебя всегда такой довольный вид, когда ты пьешь вино, разве не так?

Она склонилась ко мне, будто речь шла о чем-то очень важном.

— Да, ты угадала, — ответил я, — всегда. Продолжай, расскажи мне что-нибудь еще.

Похоже, это ей не слишком-то улыбалось, но она почти не показала виду, разве что самую малость.

— Только в таких портах, — продолжала она, — шаги, движения не оставляют тех зловещих отпечатков, до каких так охочи полицейские. В любом городе их столько, всяких следов, которые оставляют не только убийцы, но и вполне добропорядочные граждане, что у полицейских хватает забот: знай себе бегай и вынюхивай, как бы не ошибиться…