Анна Дэвис - Королева туфель

— Как ты думаешь, он?.. — Лулу указала на багет, который подавался за соседним столиком.

Женевьева сжала губы, а затем медленно покачала головой.

— Думаю, он больше… — И она ткнула пальцем в эклер Лулу.

— Как жаль. У него красивые глаза.

— Итак, за кого это пирожное? За Кэмби?

Лулу нахмурилась:

— За него? Нет. Он вернулся, как я и предсказывала. С ним все в порядке, но он ничего не помнит ни о Виолетте, ни о том, где его носило. Или притворяется. Я испытываю такое облегчение, что просто не могу сердиться.

— Ты любишь его и всегда будешь любить. Но если не за Кэмби, за кого же это пирожное?

— За нас, Виви. За тебя, моя лучшая подруга. За девушку, которая всегда видела меня насквозь. Я предала и отравила нашу дружбу, потому что завидовала тебе. Теперь я ничего не могу исправить, как бы ни жалела о том, что сделала. То, что я совершила, невозможно простить.

— Позволь мне самой судить об этом. — Женевьева сжала ее руку.

Лулу смотрела на нее во все глаза.

— Ты хочешь сказать?..

— Я тоже стала завистливой, скрытной и недоверчивой. Я сама подтолкнула тебя к этому. Нам судьбой предназначено быть подругами, Лулу. Почему мы обе оказались здесь сегодня утром?

— Чтобы съесть пирожное и выпить кофе! Ты же на самом деле не веришь в эту ерунду про судьбу, правда, шери? Только не говори, что стала религиозной и будешь склонять к этому и меня? — Она широко улыбалась.

— Что ж, ведь это именно ты сказала, что мужчины приходят и уходят, а лучшие подруги остаются навсегда. Ты сказала это, когда мы виделись в последний раз, прежде чем сделала свое признание.

Лулу разглядывала помятый эклер на тарелке.

— Я всегда исповедуюсь. Полагаю, сказывается католическое воспитание.

Женевьева кивнула официантке:

— Шоколад по-африкански, пожалуйста. И кусочек того пралине, и одно пирожное с кремом.

— Два пирожных? — Лулу нахмурилась и неодобрительно покачала головой. — Ты скоро ужасно растолстеешь, шери, и не сможешь пролезть в дверь.

— Одно — за Паоло, а другое — за Роберта, — весело откликнулась Женевьева. — Думаю, это легкое тесто, понимаешь. Это в самый раз.

— Значит, с ними обоими все кончено? Ты сделала это намеренно?

— Не совсем. Я собиралась уехать вместе с Паоло, но все сорвалось. — Она подхватила карандаш, лежавший на столе, и принялась рисовать на другой стороне счета.

— О, шери, это я во всем виновата.

Но Женевьева в ответ лишь покачала головой.

— У него дети от Ольги. Ты знала об этом?

— Дети? — Глаза и рот Лулу широко открылись от изумления, язык был в шоколаде.

— Две дочери. У нее двое сыновей от покойного мужа, но дочери от Паоло.

— И как ты узнала об этом?

— Он не явился вчера вечером на встречу, и я отправилась разыскивать его. Паоло оказался в ее квартире. На самом деле это его квартира, это понятно с первого взгляда, стоит ступить на порог. Это объясняет многое о нем из того, чего я раньше не понимала. Она в жару лежала в постели. Очевидно, умирала. Я видела детей и даже разговаривала с ними.

— А Закари? Он тоже был там?

— Он разговаривал с врачом в другой комнате.

— Надеюсь, ты врезала ему как следует, шери. — Лулу коснулась руки Женевьевы. — И это была не просто пощечина. Такие мужчины заслуживают того, чтобы наброситься на них с кулаками.

— Нет. Я стояла за дверью и слушала его разговор. А затем просто ушла. — Она все еще рисовала. Это оказался набросок Лулу — глаза, губы и мушка.

— Значит, ты даже не поговорила с ним?

— Все изменилось, когда я увидела детей.

— Правда?

— Они теряли мать. Я стояла там, смотрела в их глаза и поняла, что должна уйти. Он — это все, что у них осталось, Лулу. Я люблю его, но им он нужен гораздо больше.

Лулу похлопала ее по плечу.

— Ты хороший человек.

— Нет, вовсе нет. На самом деле мне кажется, что я сделала это ради моего ребенка. Это звучит глупо? Тем не менее он тоже сделал свой выбор. Он выбрал их, а не меня. — Она вздохнула. — Я всегда чувствовала, что он прячется от чего-то в своем подвале.

— Все это выглядит ужасно благородно, шери. Чересчур благородно, если хочешь знать мое мнение.

Женевьева покачала головой:

— Я больше не могу сердиться на Паоло, как и ты на Кэмби. Я слишком хорошо знаю, что такое жить, храня тайну. Я сделала все возможное, чтобы спрятаться от прошлого, от Жозефины. Но она по-прежнему со мной, и я по-прежнему гадаю, что с ней произошло. Я не знаю, что мне с этим делать. И я не уверена, что смогу что-то сделать. Но я должна подумать об этом.