Татьяна Туринская - На восходе луны

Потураев напрягся: вот оно, вот он, камень преткновения. Теперь она заявит, что из жалости не сможет бросить мужа…

— Что, муж? — обреченно спросил он.

Задумчиво надув губки, Маринка покачала головой:

— Муж… Да, муж, — и, не в силах сдержаться, задорно рассмеялась: — Мой муж будет нам мешать ровно два дня — послезавтра я получаю развод!

Потураев облегченно вздохнул:

— Ну слава богу, а то я боялся, что ты не сможешь его бросить, жалостливая ты моя. Так о каких еще препятствиях ты говоришь? Разве нам еще что-то может помешать?

Из последних сил Марина старалась быть серьезной, впрочем, это у нее практически не получалось — неизвестно откуда взявшаяся лукавинка в глазах все прогрессировала, и выглядеть серьезной с такими хитрыми и одновременно счастливыми глазами она не могла при всем желании. Не умея сдержать блеск глаз, пыталась сдержать хотя бы улыбку:

— Ты, Андрюша, такой великодушный, я тебе очень благодарна, что тебя не пугает наличие чужого ребенка. Только вот ведь в чем загвоздка, Андрюша. Понимаешь, нету у меня посторонних детей, нету. У меня одна только доченька, Аришка, одна. Да и та твоя. А чужих у меня нету. — И, уже не пытаясь сдержаться, Маринка счастливо захихикала, забавляясь зрелищем совершенно обескураженного Потураева.

— Моя?!! — лишь через несколько бесконечно долгих мгновений воскликнул Андрей. — Моя?!! Моя дочь?!!

— Ага, — весело подтвердила Марина. — Аришка. Аринка. Ей почти пять лет. Считать умеешь?

Потураев вновь ненадолго задумался. Нет, он не считал, у него не было в этом необходимости — по счастливым Маринкиным глазам он видел, что это чистейшая правда, что ей и самой так тяжело было скрывать эту правду от всех так долго. Нет, он не считал. Он просто до сих пор не мог поверить своему счастью:

— У меня есть дочь?!!

— Ага. — Марина выглядела какой-то глупой птицей, бездумно со всем соглашающейся, но она этого не замечала. Не замечал этого и Потураев, совершенно огорошенный новостью. — Помнишь, ты пришел ко мне зимой, под Новый Год? Это было почти шесть лет назад, вернее, пять с половиной. А Аришке как раз скоро пять исполнится.

— И ты молчала? Почему? Почему ты ничего мне не сказала еще тогда, шесть лет назад?! Ведь мы уже шесть лет были бы счастливы!!!

Веселье с Маринки как ветром сдуло. Посмотрела на Андрея обиженно, мол, ну зачем ты все портишь? Присела на табуретку, устало сложила на колени руки:

— Андрюша, скажи мне честно. Вот ты тогда пришел на один день, вернее, на одну ночь. Уходя, предупредил, что больше не придешь. Если бы я через месяц-другой объявилась на твоем пороге с известием о беременности, как бы ты это воспринял? Только честно скажи, не ври, умоляю тебя, не ври! Что бы ты подумал?

Андрей ответил не сразу. И правда, как бы он воспринял известие о Маринкиной беременности тогда? Он ведь так запросто тогда с ней расстался, его как раз перестали мучить сомнения, он вспоминал ее легко и с удовольствием, но недолго. А она бы вдруг пришла и нарушила его покой громким заявлением. Как бы он поступил? Даже нет, не в этом дело. Что бы он подумал — вот как стоит вопрос. И именно от этого зависели бы все его поступки.

— Я бы подумал, что ты решила меня прибрать к рукам, что шантажируешь беременностью. И мне бы это очень не понравилось.

Марина грустно улыбнулась:

— Спасибо. За искренность спасибо. Я ведь так и поняла. Я не ожидала от тебя ничего другого. А я не хотела быть тебе обузой, понимаешь? Я не хотела, чтобы тебя расстроило появление на свет нашей дочери. И я решила ждать момента, когда ты обрадуешься ее существованию. Ну а если бы этот момент никогда не настал — я бы тихонько радовалась ей сама.

Потураев понимающе кивал, потом его словно озарило:

— И поэтому ты не закончила университет!

Марина кивнула:

— Да, поэтому. Аришка родилась очень слабенькая, недоношенная, врачи говорили: 'пятьдесят на пятьдесят', но, мне кажется, даже в пятидесяти процентах не были уверены. Папа умер, мама заболела — какая уж тут учеба…

— Да, — протянул Потураев. — Просто вечер откровений. Ну раз уж пошла такая пьянка, я тебе тоже открою страшный секрет. Понимаешь, Мариша, я ведь все придумал насчет разорения. Фабрика моя процветает, и, надеюсь, в ближайшие пятьдесят лет ее благополучию ничего не будет грозить. Может, с моей стороны это было не совсем порядочно, но я уже имел возможность убедиться в женской корыстности, да и ты без конца твердила о том, что ты со мной только ради денег. Вот и решил немножко подстраховаться. Я тебя не слишком сильно огорчил своим маленьким обманом?