et Jk Светлая - Почти понарошку (СИ)

Всю следующую неделю Даша активно «дружила». Или, вернее сказать, пыталась делать то, что делала до того рокового вечера, когда они с Германом оказались в одной постели. Завтраки по-прежнему ожидали его на столе, едва он вставал. Халаты и рубашки были наглажены. Только теперь она почему-то стала гладить еще и джинсы. В квартире даже при большом желании нельзя было обнаружить ни пылинки. Но если раньше она могла в любое время суток протопать в гостиную, чтобы вытереть пыль с комода или разложить его вещи, или вдохновенно грохотала кастрюлями на кухне, то теперь со всем справлялась исключительно тогда, когда его не было дома. Будто бы стремилась как можно меньше мелькать перед его носом, и вообще, занимать минимум места, как это было в самые первые дни, когда она еще не освоилась.

Поведение ее было странным еще и в том, что при этом она умудрялась пытаться быть то энергичной и интересующейся, спрашивая его о пациентах, о Юльке или о том, нравятся ему больше вареники с картошкой или вишнями. То часами не выходила из своей комнаты. И эти моменты перевешивали временные приливы энергии, когда она «дружила». Фильмы смотреть с Германом по вечерам Дашка больше почти никогда не выходила. Два раза пожаловалась. Один раз у нее притормаживал мобильный – не ловил сеть. Второй – першило в горле. Больше ничего. Совсем ничего. Ее веселое милое ворчание, когда он раньше топтался по только что вымытому полу, или когда он не запирал дверь в квартире, совсем перестало звучать. И она катастрофически отдалялась от него, будто бы выстроив стену, что, впрочем, было и не удивительно в том случае, если они действительно намеревались оставаться друг для друга в прежнем статусе.

Герман же изо всех сил старался соответствовать предложенной Дашей модели отношений. Gregorian в доме давно не звучали, но удовлетворенность их совместным бытом была сомнительной.

Главная проблема заключалась в следующем: Герману Липковичу не удавалось диагностировать причину собственной неудовлетворенности.

И однажды утром, обнаружив Дашу на кухне, что в последнее время случалось крайне редко, он предпринял попытку оценить масштабы катастрофы.

- У меня сегодня операция назначена, - сказал он, отпив кофе, - и больше ничего. Я к обеду домой вернусь.

Даша, драившая плиту после того, как у нее выкипело молоко, и только поэтому не успевшая скрыться в своей комнате до выхода Германа к завтраку, вынуждена была «дружить». Потому повернулась к мужу и улыбнулась сияющей улыбкой:

- Здорово! А сложная операция?

- Обыкновенная, - не намереваясь вдаваться в подробности, ответил Герман. – Пообедаем вместе?

Даша на мгновение растерялась. Улыбка с лица сползла. Брови нахмурились, будто она что-то обдумывала. Но потом лоб разгладился, а улыбка натянулась обратно.

- Я планировала прогуляться, - сообщила она.

- Можем прогуляться вместе после обеда, - сказал Герман, не успев подумать.

- Куда?

- Куда захочешь.

- Хорошо. Что приготовить?

- Даша, - устало протянул Герман, - не пытай меня такими вопросами.

- Ясно, - проговорила она, расставляя конфорки на места, и вдруг улыбнулась – как давно уже не улыбалась. - Сымпровизирую. Удачи тебе на операции.

Сегодня Герман особенно нуждался в удаче. Операция предстояла сложная. Подобные он уже делал, но каждый раз была вероятность, что все может пойти не по плану. Шагая по коридорам клиники, он надеялся провести полчаса в покое, чтобы сосредоточиться и еще раз все обдумать.

Но вместо этого столкнулся с великим и ужасным, явно подстерегавшим его за углом от мужского туалета. Тот вытирал мокрые руки бумажным полотенцем и, не глядя на Германа, негромко спросил:

- Что зашухарился?

- Уговариваю себя не явиться к вам с заявлением, - сердито отозвался Герман, но все же остановился перед Иваном Александровичем.

- Издай сразу манифест. Что за заявление, Гера?

- Уволюсь от вас к чертовой матери!

Великий и ужасный посмотрел на него с любопытством и хмуро одновременно. Так он обычно смотрел на тяжело больных пациентов.

- Эк тебя занесло-то! А что я натворил?

- А кто отцу выкатил список европейских клиник? И все это за моей спиной, - Герман заметно злился.

- И что в этом такого, позволь узнать?

- А по-вашему это нормально, чтобы меня пристраивали, как… - он проглотил ругательство и шумно выдохнул.

- Кто тебя пристраивал, дурак? – рявкнул великий и ужасный. – И куда? Ты головой думал прежде, чем надулся на весь белый свет?