Светлана Демидова: Игрушечное сердце

– Вика… ты… – прошептала она, поскольку давно позабыла, что сын запретил ей так себя называть. Четырнадцатилетний Виктор, каким она видела его последний раз, напрочь изгладился из ее памяти. В памяти жил только послушный малыш с темными кудрями и прижатой к животу шикарной немецкой куклой. Она старалась не думать, куда этот ребенок делся, и потому жила в полном согласии с собственной совестью.

– Я, – отозвался Юсупов и замолчал. Его со всех сторон окружили воспоминания, поскольку обстановка материнской квартиры почти не изменилась за эти годы. Даже обои в коридоре были все те же: желтые с коричневыми ромбами, внутри которых красовались букетики вычурных роз. Удивительно то, что эти воспоминания вовсе не были отвратительными. Пожалуй, даже как-то щемяще-приятными. Когда он был маленьким Викой, мать любила его. Он вдруг вспомнил ее ласковые заботливые прикосновения, нежный голос. Она ведь даже пела ему песенки на ночь. Что-то такое про утиную семью… потом про девушку Мариулу… а еще про чудака Кадеруселя, который купил домик без крыши… Он, Виктор, особенно любил про чудака, в домике которого хорошо жилось только вольным ласточкам. А потом все пошло прахом… Может быть, он и сам виноват, что все произошло между ними именно так. Наверное, не следовало настолько резко менять свой девичий имидж на дворовый… Но разве он мог знать, как надо и как не надо? Он был слишком мал… А она слишком непримирима… Он, конечно, был прав! А она?

Виктор смотрел на высохшую, страшно подурневшую мать, и на него великанской волной-цунами накатывала огромная вина перед ней. Наверное, он давно должен был ее простить. Все-таки именно ее воспитанию он многим обязан. Мать в детстве прочитала ему уйму книг и привила страсть к чтению. Вместе они обошли все музеи Северной столицы, изъездили парки и курортные зоны. Под ее руководством он стал любознательным, вдумчивым, настойчивым, в чем-то по-хорошему (как он считал) педантичным. Она привила ему хороший вкус, научила аккуратности. Обряжая, как девочку, мать умудрилась посеять в нем ростки настоящей мужской воли, заставляя подниматься с постели рано, делать обязательную зарядку и есть простую полезную пищу. Она никогда не потакала его желаниям, бессмысленно не баловала. Пока он не вырвался из-под ее крыла, у него всегда были обязанности по дому. А вот после того как вырвался, он уже ничего не делал не только для матери, но и для себя. Ни разу не вымыл за собой посуду, не убрался в комнате. Конечно, он старался реже бывать дома, почти не ел у матери, поскольку всегда подрабатывал разными способами лет с двенадцати. Но ей со своих денег никогда не купил даже шоколадки, никогда больше не поздравил не только ни с одним праздником, но даже и с днем рождения. Вычеркнул ее из своей жизни. Теперь Юсупов вдруг понял, что ее вина перед ним абсолютно несоизмерима с тем одиночеством, на которое он ее обрек. У нее ведь никого не было, кроме него. Она не умела дружить. Возможно, это ее порок. Но его она всегда хотела любить. Да, она пыталась сдать его ментам, но такого сына, как он, и надо было сдать.

Сейчас Виктор готов был винить себя во всем. Даже в смерти Маришки. Если бы он не стал кочевряжиться и пришел с ней к матери в тот день, с девушкой просто не могла бы случиться трагедия. Получается, что он сам, увезя Марину подальше от родного дома, бросил ее под колеса грузовика, потерявшего управление!

Юсупов готов был завыть от осознания необозримой громадности своей вины перед этими двумя женщинами, но совершенно потерянный вид Турка, на которого случайно упал взгляд, несколько отрезвил его. Виктор потряс головой, чтобы хотя бы на время освободиться от обуревавших его чувств, выставил вперед куклу, под платьем которой не было видно ножевого разреза на розовом трикотажном тельце, и спросил:

– Что это?

Наталья Ильинична вздрогнула и довольно глупо ответила:

– Кукла…

– Я вижу, что кукла! Почему на ней твоя брошка? А внутри… вот это… – Виктор раскрыл ладонь, на которой лежала яшмовая запонка.

Старая женщина, не отвечая, сжалась у стены. Она даже заслонилась от него руками, будто ожидала удара. И Виктор вдруг понял, что это за кукла. Видимо, Дана, добрейшее, небесное создание, ненароком сделала что-то такое, что показалось матери злом. Возможно, что после ухода сына та стала считать, что вообще весь мир ополчился против нее, и начала всем мстить, как могла… Ох, не случайно на этой кукле брошка женщины с несчастной судьбой, серьги пропавшей Маришки и запонка неверного мужа! Ох, видно, много зла желала мать бедной Дане! И в этом, как ни крути, тоже есть его, Виктора, вина. Стараясь держать себя в руках, он спросил: