Светлана Демидова - Игрушечное сердце

Покрывшись испариной от необъяснимого страха, Юсупов схватил со стола нож, которым Владимир Никитич, должно быть, давеча резал колбасу, поскольку огрызки и шкурки от нее валялись тут же, и резким движением вспорол кукле живот. На стол со стуком вывалилось нечто, что Виктор сначала принял за перстень с большим самоцветным камнем. Взяв вещичку в руки, он понял – это запонка. И не просто абы какая, а запонка его отца, которого он никогда в жизни не видел. Эти запонки были единственным, что от него осталось. Мать хранила их в шкатулке вместе с жемчужной брошкой, которая сейчас на кукле, и другими немногочисленными украшениями.

Юсупов крутил в руках запонку и не понимал ничего… Почему она в кукле? Почему на кукле парчовое платье, как у матери? Почему на ней еще и материнская брошка, и Маринины сережки? Почему она у алкоголика Козлова? И что все это означает? Ответить на вопросы мог, похоже, только сам алкоголик Козлов, и Виктор бросился к нему. Артур уже несколько привел его в чувство, но на вопрос: «Где Дана?» – тот упорно отвечал: «Наверно, дома», – я а адрес воспроизвести не мог. Юсупов сунул ему под нос полурастерзанную куклу и выкрикнул:

– Где взял?!

Владимир Никитич потряс головой и невнятно произнес:

– Дык… у Данки и взял… дома… Думал, может, кто купит… – Тут у него несколько прояснилось в глазах, и, уперев их в Юсупова, он попросил: – Купи, а… Вишь, какая блестящая…

– Да где Дана живет-то?! Скажешь, или я тебя… – не своим голосом выкрикнул уже окончательно вышедший из себя Артур, который на самом деле, похоже, абсолютно не знал, что сделает с Владимиром Никитичем, ибо опробованы были уже все средства, а тот по-прежнему почти не соображал.

– Брось… – выдавил из себя любимое слово Виктор, которое в данном случае обозначало именно «брось бренное тело Козлова на произвол судьбы», и добавил: – Пошли… Сами найдем…

Не желая ничего отвечать на недоуменные вопросы Артура, Юсупов быстрым шагом пошел вон из комнаты, а потом – из квартиры. Уже в машине он опять отмахнулся от продолжавшего задавать вопросы приятеля:

– Погоди, Турок… Тут нечто странное, но Дану мы наверняка найдем…

Совершенно спавший с лица Артур спрашивать прекратил, в изнеможении после отчаянной борьбы с Владимиром Никитичем откинулся на спинку сиденья юсуповской машины и даже прикрыл глаза.

Во дворе дома, где он провел детство, Юсупову опять стало не по себе. Никогда его сюда не тянуло, и сейчас он с удовольствием дал бы деру. Видеть свою мать он не хотел. И многое дал бы за то, чтобы оказаться сейчас как можно дальше от этого места, но… Но он обещал Турку свою помощь.

Рука Виктора, нажимающая на звонок квартиры, в которую его принесли из роддома и где он прожил четырнадцать лет, заметно дрожала. Он хотел как-то подготовить себя к тому, что скажет, когда увидит мать, но голова была на удивление пуста. Артур молча стоял рядом и тоже выглядел настолько плохо, что, как говорится, краше в гроб кладут.

Наконец послышался легкий лязг открываемого замка, и на пороге появилась женщина, в которой Виктор сразу признал свою мать, хотя за двадцать два года, что он ее не видел, она очень сильно изменилась. Из миловидной, чуть полноватой женщины Наталья Ильинична превратилась в настоящую старую ведьму, костлявую и страшную. Возможно, все старые ведьмы поначалу миловидны, но злоба и недовольство миром, которые они носят в себе, разъедают их изнутри, со временем морщат их кожу, истончая и обесцвечивая ее, заламывая в жуткие и сухие, грозящие треснуть складки. Эти складки, сборясь и набегая друг на друга, окружали тусклые блеклые глазки женщины и сизый узкий рот. И лишь нос, настоящий ведьминский нос с неизвестно откуда вдруг взявшейся приличной горбинкой, торчал из жеваного серого лица неожиданно блестящим птичьим клювом.

– Что вам угодно? – спросила ведьма, и в ее скрипучем голосе Виктор сразу уловил знакомые высокомерные материнские интонации. Стараясь не причинить вреда ее тощему сухому телу, он втолкнул ее в квартиру, зашел сам и за руку втащил за собой слегка упирающегося Турка.

– В чем дело?! – испуганно заверещала старуха. – Я вызову милицию!

– Не стоит… мать… – сказал Виктор и, не глядя, протянул руку к выключателю. Тот оказался на прежнем месте. В коридоре вспыхнул свет, и Наталья Ильинична как-то сразу поняла, что стоящий перед ней мужчина назвал ее матерью вовсе не потому, что молодые так иногда позволяют себе называть пожилых.