Диана Машкова: Парижский шлейф

– С чего это ты взял, что я замерзла? – дрожащим шепотом спросила она.

48 – Какого черта ты тогда надела джинсы? У нас что, юбочки в гардеробе перевелись?!

– М-м, – Настя, понимая, что любимый уже заметил ее состояние и начал играть, как кошка с мышкой, попыталась спрятать глаза, – я подумала, что ехать далеко в юбке неудобно, к тому же ведь лес, комары…

– Думать буду я, о'кей? – Он прошел в комнату и по-хозяйски лег на кровать, прямо на одежду, подперев ладонью щеку. – А ты будешь привычно делать то, что тебе скажут. Ну?

– Чт-то – ну? – голос у Насти уже срывался.

– Раздевайся, – приказал он.

– Ты что, даже не отвернешься? – она покраснела.

– Я?! Нет. Так снимай! Будем подбирать тебе одежду, – он, чуть приподнявшись, меланхолично покопался в куче вещей под собой.

– И что мне? Все снимать? – совсем тихо пролепетала она.

– Все. Ну? – Николай уже говорил жестко и даже грубо. Настя тяжело вздохнула, поколебалась несколько секунд и расстегнула узкие джинсы. Потом начала стягивать их, немного виляя бедрами, чтобы они лучше сползали.

Она и сама не могла понять, откуда взялась в ней эта страсть к приказам. Стоило Николаю повысить голос, вплести в него властные нотки, как она таяла прямо на глазах. Растворялась в непрошеном, жгучем возбуждении, с которым невозможно было бороться. Странная болезнь подчинения была неразрывно связана с безумной любовью к единственному в ее жизни мужчине. Попробовал бы кто-нибудь другой при каких угодно обстоятельствах! Даже подумать страшно, что бы она с этим несчастным сделала.

За джинсами настала очередь футболки, которая медленно поехала вверх, обнажая загорелый живот и кокетливо запрятайную в кружевной лифчик грудь. Потом Настя села на пуфик возле туалетного столика и, дрожа, начала стягивать белые носочки.

– Я что, разрешал тебе садиться? – Она даже подпрыгнула от слишком громкого окрика. – Нет? Быстро вставай! Подойди сюда. Достаточно. Правую ногу поставь на кровать.

Настя, пряча глаза и стыдливо прикрывая лицо ладонями, подчинилась. Его рука медленно заскользила вверх, от щиколотки к колену, потом – к внутренней поверхности бедра. Он продвигался осторожно, чертил пальцами разные линии, возвращался назад и снова поднимался.

– Так ты уже на все готова, противная девчонка? – Николай укоризненно, но с довольной ухмылкой покачал головой. – Значит, и белье тебе тоже придется снять.

Он убрал руку, продолжив свои поиски в ворохе вещей.

– Я с-сняла, – прошептала Настя, застревая на согласных. Она пыталась заглянуть ему в глаза, чтобы дать наконец понять, что терпеть больше не может. С головы до пят ее охватила сладостная дрожь.

– Да? – Он едва взглянул на ее лицо, застывшее в мольбе, на чуть сдвинутые брови, на светящиеся желанием глаза и загадочно улыбнулся. – Лапочка, я тоже тебя хочу, но нам нужно немедленно ехать!

Настя почувствовала себя так, словно ее окатили ведром ледяной воды. Захотелось сжаться в комок, лучше вообще исчезнуть, но только не ощущать себя бестолковым щенком, которого взяли на прогулку, раздразнили, а потом посадили на поводок. Она старалась не выдать своей обиды: кто-то когда-то внушил, что обижаться – глупо. Молча взяла белую шелковую блузку с коротким рукавом, которую он протягивал. Надела. Сквозь нежную ткань явно просвечивала грудь. Но лифчика он не дал. Порылся еще – нашел темно-синюю юбку и такого же цвета гладкие трусики.

– Ну и что мне на ноги с этим надеть? Мы же, кажется, за город – там грязь, дороги плохие. – В голосе дрожала досада, но Николай и ухом не повел.

– Наденешь босоножки. А грязи никакой нет – ты меня обижаешь, – он снизошел наконец до нежного ободряющего взгляда и ласкового, едва уловимого, поцелуя. А потом сосредоточенно занялся набиванием сумки.

У Насти, как всегда моментально, отлегло от сердца. Она уже сама перед собой привычно оправдала его – может, действительно времени нет, а, может, он хочет, чтобы сегодня все было по-особенному. И искусно играет ее возбуждением, намерившись довести его до предела, чтобы потом…

Серебристый «Рено» стоял, загораживая вход в подъезд. Настя улыбнулась. Ну, конечно, ее дорогому Николаю наглости не занимать.

Сумка была отправлена в багажник. Настя села вперед, задев плечом услужливо раскрытую перед ней дверцу: и как только в этом непостижимом мужчине сочетаются галантность и хамство, нежность и безразличие? Николай обошел машину, занял водительское кресло и вставил ключ в замок зажигания. Мотор едва слышно заурчал. Автомобиль тронулся с места и незаметно съехал с низенького бордюра.