Стелла Камерон - Лунный прилив

И чего она ожидала? Что Эндрю Монтхэвен будет приветствовать группу туристов на пороге особняка, разыгрывая гостеприимного хозяина? Да и если бы он даже объявился, что бы она сказала ему, стоя рядом с десятками незнакомых посетителей?

Черт возьми, как же у нее болят ноги. Грир отстала от группы туристов в одной из комнат и рухнула на чопорный, обитый изысканной тканью стул. Это была уже девятая по счету спальня, через которую их проводили, и каждая из спален была напичкана всяческими экспонатами, которые гид торжественно называл «бесценными шедеврами». Но единственным эпитетом, приходившим Грир в голову при виде всех этих произведений искусства, было слово «ветхий». Она задумчиво улыбнулась. Колин бы наверняка оценил по достоинству каждый сантиметр Рингстэд-Холла. Европейские памятники древности были его страстью и областью специальных знаний. Жаль, ее это никогда не интересовало настолько, чтобы учиться у мужа.

Из коридора доносился голос гида:

— Рингстэд-Холл — один из лучших в стране образцов якобинской архитектуры. Начало шестнадцатого столетия. Пожалуйста, не трогайте гобелены.

Его слова постепенно заглушил топот поднимавшихся по лестнице туристов.

Грир расстегнула ботинки и, стянув их с ног, пошевелила пальцами. Гид пообещал «пробежаться» по винным погребам перед уходом, поэтому ей следовало бы поторопиться, иначе она рисковала слишком сильно оторваться от группы. Но как же у нее болели ноги. Она зевнула — захватил запоздалый синдром смены часовых поясов.

Этот дом напоминал ей музей. Шикарный, но холодный. В рекламном буклете сообщалось, что владелец все еще проживает в доме, но Грир не заметила ни единого признака жизни. К тому же обитателем такого дома должен быть какой-нибудь лорд или сэр, но уж никак не скромный молодой врач.

Стало быть, в Южном Дорсете два Эндрю Монтхэвена. Тот, которого она знала, наверняка женат и имеет целый выводок счастливых детишек. И его дом должен быть изящным, но комфортным гнездышком, а не музеем, вмещающим толпы зевак. Однако она нашла в книге только одного Монтхэвена из Дорсета.

Лучше бы ей пошевеливаться. Если гид заметит отсутствие Грир, он станет ее разыскивать, и она выставит себя полной идиоткой. Грир с трудом натянула выцветшие замшевые ботинки. И почему ноги всегда выбирают самое неудачное время, чтобы распухнуть?

Выйдя из спальни, Грир прошла по длинному коридору, стены которого были завешаны зловещими портретами — в основном мужчин в доспехах или же в какой-то замысловатой военной форме. Выражения их лиц были суровы; длинные, строгие черты лица, прекрасно отражающие всю несомненную непреклонность натур. Она помедлила. Между мужскими портретами нашлись и несколько изображений женщин: на покатой груди одной из них лежали тяжелые украшения, сложенные вместе гладкие руки держали маленькую книгу, на тканом переплете которой был изящно вышит цветок. Грир принялась раздумывать над судьбами людей, изображенных на картинах. Чем столетие назад могла быть озабочена эта молоденькая девушка с бледными завитками волос и блестящими серыми глазами? Рядом с изображением застенчивой девочки висел портрет молодого мужчины в темно-зеленом бархатном костюме с воздушными белыми кружевами на шее и манжетах.

Она медленно отстранилась, пристально вглядываясь в черты его лица — точеные, но при этом очень мужественные. Темные брови изгибались дугами над золотисто-карими глазами, в глубине которых словно сверкали задорные искорки. Прямая узкая переносица дополняла высокие выступающие скулы и заостренный подбородок. В отличие от своих сородичей он был без шляпы, и его густые и вьющиеся черные волосы казались слегка влажными. Грир поймала себя на том, что ее губы растянулись в улыбке, словно этот джентльмен, который позировал художнику так много лет назад, приглашал ее разделить какую-то секретную шутку.

Это был он. Улыбка слетела с губ Грир. Не настоящий Эндрю Монтхэвен, конечно, — просто этот мужчина был так на него похож, что мог с легкостью сойти за Эндрю, переодетого в костюм прошлой эпохи.

Ход ее мыслей прервал отдаленный гул мотора. Нет, автобус не мог уехать без нее. Она ведь понятия не имела, как самой добираться до Уэймута, если он и правда уедет. Добежав до лестницы, она стала стремительно спускаться по ступеням, пока не удостоверилась в том, что ее единственное транспортное средство отъезжает со стоянки. Сквозь витражные оконные стекла огромного переднего холла она различила искаженные очертания автобуса, постепенно исчезавшего из поля зрения. Стало быть, когда гид говорил «пробежимся», именно это он и имел в виду.