Сандра Браун - Двое одиноких

Все погибли.

Все, кроме нее.

В этом нет ни малейшего сомнения.

Она не знала, давно ли произошло крушение, как долго пришлось просидеть в неудобной позе, зарывшись головой в колени. Возможно, секунды, минуты или световые годы. Время словно остановилось.

Казалось, прошла вечность с тех пор, когда груда искореженного металла дернулась и, испустив громкий стон, осела на землю. Покалеченные деревья — невинные жертвы катастрофы — уже не дрожали, не колыхалось ни листика. Всевокруг было наполнено ощущением ужаса. Стояла полная тишина.

Нелепо, но она вдруг вспомнила о том, что видела, как в лесу упало дерево. Ведь должен же был послышаться какой-то звук? Безусловно. И она слышала. Значит, жива.

Она подняла голову. Волосы, плечи и спина были усеяны мелкими кусочками пластмассы — когда-то они были частями иллюминатора рядом с ее креслом. Стоило тихонько тряхнуть головой, и сверху, легким звоном нарушая безмолвие, посыпались осколки. Медленно, с усилием она заставила себя открыть глаза.

Крик рвался из горла, но невозможно было произнести ни звука — голосовые связки словно застыли, казалось, она онемела от ужаса. Окружающая картина кровавой бойни была хуже самого страшного кошмара авиадиспетчера.

Двое мужчин, сидевших прямо перед ней, — хорошие приятели, судя по тому, как громко и неугомонно они подтрунивали друг над другом, — теперь были мертвы, их шутки и смех смолкли навеки. Голова одного из них насквозь пробила стекло — от этой жуткой картины по спине поползли мурашки. Да тут просто море крови! Она крепко-накрепко зажмурилась, отвернулась и лишь после этого смогла снова открыть глаза.

Поперек прохода лежал еще один мужчина, голова погибшего запрокинулась, будто он дремал, когда самолет снижался. Нелюдим — перед взлетом она мысленно наградила незнакомца таким прозвищем. В этом маленьком самолете действовали строгие правила по поводу веса. Пока другие пассажиры со своим багажом взвешивались перед посадкой, Нелюдим держался особняком от группы, демонстрируя высокомерие и неприязнь. Все наперебой хвастались своей добычей, не горя желанием общаться с неприветливым господином. Отчужденность выделяла его точно так же, как ее— пол. Да-да, она была единственной женщиной на борту

А сейчас она еще и единственная из тех, кто остался в живых.

Взгляд остановился на передней части салона: кабину оторвало от фюзеляжа, будто крышку, свинченную с бутылки, и отнесло на несколько футов в сторону. Командир экипажа и второй пилот, смешливые и общительные парни, не избежали жестокой кровавой участи.

Она сглотнула комок желчи, подступивший к горлу. Второй пилот, крепкий бородач, так деликатно помогал подняться на борт… Этот весельчак явно заигрывал, уверяя, что редко возит представительниц прекрасного пола, а если и случалась такая оказия, то они никогда еще до сего момента не выглядели как фотомодели.

Двое других пассажиров, братья среднего возраста, оставались пристегнутыми на своих местах в первом ряду. Погубил мужчин ствол дерева, вспоровший обшивку, словно консервный нож. Что ж, их семьям предстоит пережить двойную трагедию.

В полной мере осознав, что произошло, она зашлась в рыданиях, сокрушенная безысходностью и ужасом. Было страшно потерять сознание, умереть, просто перестать существовать.

Смерть попутчиков оказалась мгновенной и безболезненной. Скорее всего, они погибли прямо в момент крушения — можно сказать, повезло. А вот ей довелось вообще не пострадать, поэтому смерть придет медленно, мучительно — от жажды, голода, отсутствия самого необходимого.

Удивительно, как она вообще выжила. Похоже, за свое чудесное спасение нужно быть обязанной креслу в последнем ряду. У нее, в отличие от остальных пассажиров, в домике на Большом Медвежьем озере остался близкий человек. Прощание затянулось, и пришлось торопиться, чтобы не опоздать на самолет. Все места были уже заняты, кроме одного кресла в последнем ряду.

Когда второй пилот помог ей взобраться по трапу, шумные разговоры в салоне разом смолкли. Добираться до того самого свободного места пришлось долго, склонившись в три погибели из-за низкого потолка. Единственная женщина на борту, она чувствовала себя крайне неловко — словно оказалась в прокуренной комнате, где вовсю шла жаркая игра в покер. Все-таки некоторые вещи были изначально исключительно мужскими, и никакое равенство полов не могло этого изменить. Точно так же, как существовало нечто прирожденно, извечно женское.