Мария Беседина: Расколдованный круг

Крохотное пирожное меренга, которое девушка только что положила в рот, внезапно показалось ей не воздушным и нежным, каким оно и было на самом деле, а вязким, липким и невкусным.

– Немалое ведь приданое! – продолжал между тем Шерстнев. – А после моей смерти – и неплохое наследство. Но сумеют ли эти вертихвостки правильно распорядиться деньгами?

– Смотри, ребенок совсем спит! – тихонько отметила мама, очевидно почувствовав, как тяжело дается Рите семейная сцена. – Деточка, иди в свою комнату... Уже поздно.

– Ничего, пусть слушает, ума набирается, – запротестовал вошедший в раж Шерстнев.

– Я действительно устала, папа, – проговорила Рита.

– Да... Вот я в твои годы... Ну ладно, иди, да смотри не читай в постели! – сменил гнев на милость Шерстнев.

– Спокойной ночи, детка, – ласково напутствовала дочь Зоя.

– Спокойной ночи, – только теперь Рита осознала, что действительно устала, и по-детски потерла кулачками глаза.

Поцеловав на прощание родителей, Рита побрела к себе наверх. К ее приходу все уже было готово: откинутое одеяло манило прилечь на нежно-розовые шелковые простыни, подушка в отделанной кружевом наволочке словно приглашала свою хозяйку склонить усталую голову, небольшой торшер разливал по спальне мягкий свет, который, смешиваясь с проникавшими через ажурные шторы лучами луны, создавал ощущение сказочной нереальности, будто сладкий сон уже вступил в свои права... Быстро натянув пижаму и забравшись в кровать, Рита положила руку под щеку, устроилась поудобнее. В приоткрытую форточку вливался свежий весенний воздух – недаром это обиталище для людей, богатых настолько, что они уже не должны были стеснять себя в исполнении своих прихотей, было построено в заповедном уголке, экологически чистом, окруженном лесом, сохранившимся здесь с незапамятных времен... Погружаясь в сон, Рита услышала, как где-то снаружи запел соловей, ему ответил второй, третий, и вскоре лес за окном огласился раскатами соловьиных трелей, которые во сне девушки превратились в журчание горного ручья возле домика Чио-Чио-Сан.

...Тысячи приключений, пережитых в волшебной стране снов, казалось, пролетели в одно мгновение – наутро девушка могла бы поклясться, что прикрыла глаза лишь на секунду. Тем не менее, когда Риту разбудил согревший лицо солнечный луч, она почувствовала себя вполне отдохнувшей. Начинался новый день, полный нерешенных дел и забот; едва открыв глаза, девушка проворно спрыгнула с кровати.

Быстро умывшись и накинув халат, Рита вышла на балкон навстречу утренней свежести. Обступающий дом лес разостлался у ее ног, точно изумрудный ковер. За ночь молодая листва стала еще более крупной и яркой: в эту благодатную весеннюю пору окружающий мир менялся буквально на глазах. Поднимающееся солнце окрашивало небо золотом и бирюзой, и Рита на миг вообразила себя княжной из старинной баллады, стоящей на башне отцовского замка. Поддерживать иллюзию помогало то, что, насколько хватало глаз, ничего вокруг не нарушало зеленую пелену лесного массива: это был настоящий девственный лес. Потягиваясь, Рита следила глазами за медленно плывшим над самой кромкой горизонта розоватым облачком, и тут ее глаза наткнулись на то, что разом вернуло девушку к привычной реальности. Из-за леса показался клуб темно-серого дыма; Рите было прекрасно известно, что это такое. На лицо девушки легла тень огорчения: там, в нескольких километрах от Ритиного дома, располагался поселок Вербино, жители которого тоже претендовали на пользование заповедным лесом. Тем не менее грустные чувства, шевельнувшиеся в сердце девушки, были вызваны вовсе не напоминанием о существовании досадной проблемы... Рита неоднократно слышала от отца и некоторых соседей резкие высказывания в адрес вербинцев: их возмущало, что те, не желая вкладывать ни единой тысячи долларов в благоустройство территории лесопарка, тем не менее продолжали ходить туда за грибами и ягодами, бесцеремонно ловили рыбу в расположенном в самом центре леса озере; некоторые из них выгуливали на опушке своих беспородных собак... Еще прошлой осенью Шерстнев строго-настрого запретил дочерям приближаться к враждебному поселку; под Рождество отец даже сурово наказал Риту, поймав ее в тот момент, когда она вместе с Надей и Тосей упаковывала в своей комнате вещи, которые собиралась отвезти вербинцам в качестве «гуманитарной помощи» – рассказы прислуги о бедственном положении жителей поселка тронули сердце девушки. Особенно же взбесил Геннадия Ивановича тот факт, что вместе с оставшимися с прошлого сезона платьями, туфлями с устаревшей формой каблука и завалявшейся в гардеробной прошлогодней шубкой «преступницы» заворачивали в яркую подарочную бумагу специально приобретенные в компании с Надей детские книжки и игрушки. Шерстнев на повышенных тонах объяснил Рите и Наде, что жители поселка – ленивые, опустившиеся люди, которые не желают работать и из-за этого прозябают в нищете и грязи. Их претензии к обитателям расположенного в лесу элитного дома отец охарактеризовал без затей: по его мнению, вербинцы просто завидовали людям, которые достигли сносных условий жизни, и мечтали отобрать у них полученное не по праву.