Вика Милай - Re:мейк

– Давай ужинать.

Он заметил перемены, благодарно улыбнулся и поцеловал меня в макушку:

– Какая ты умница.

– А как твою маму зовут?

– Александра Петровна, – с тяжелым вздохом ответил он.

Больше мы о ней не заговаривали. Был поздний вечер. В окна застучал дождь, я бросилась на балкон за книгой и сигаретами, забытыми на столике, а когда вернулась, Андрей обнял меня:

– Любимая, иди ко мне.

Его голос был неузнаваем. Он смотрел сквозь меня, как смотрят слепые. Он хотел меня так, как, видимо, никогда прежде. Он не мог ждать, поспешно стягивая с меня белье, одновременно расстегнул ширинку. Так, зачастую, в мужчинах благодарность перерождается в желание. Острое желание. Дребезжала посуда на кухонном столе, аккомпанируя моим стонам. В распахнутую балконную дверь рвался ветер, летели дождевые брызги на пол.

Предаваться любви можно по-разному. Торопливо и пошло, с пафосом и хищно. Можно насыщаться сексом, жадно и не жуя, как голодные псы глотают куски мяса. Андрей любил красиво и без устали, как летал, словно ему не стоило никаких физических усилий двигаться во мне, опрокинутой на стол. А я обхватила ступнями его шею и поражалась ярким и частым оргазмам, которые, как всполохи – небо, освещали меня изнутри.

Ночью он впервые взял меня в свой полет. Впервые во сне я не чувствовала отчужденности, часто просыпалась и снова засыпала в его крепких объятиях. Мы не расставались до утра. Может быть, и он увидел во сне, как двигались наши кисти, и два тела, как одна большая серебряная рыба, погружаются в кромешную тьму ночного небесного океана.

Утром мы не пошли на работу. Мы проспали. Я несколько раз набирала номер офиса, но местная АТС переключала меня на отдел продаж, затем на проходную, и я беспечно забросила попытки. Катя была в отпуске, а с Ириной я надеялась объясниться завтра. В отсутствии Кати она целыми днями шила блузки и платья.

Андрей позвонил секретарше и перенес встречи на следующий день, потому что сегодня должен провести день с важным заказчиком. Так он и поступил. Весь день он провел со мной в постели, и я всякий раз важно заказывала крепко трахнуть меня, на что он серьезно отвечал:

– До подписания договора я не уполномочен начинать работы по вашему заказу.

И мы составляли предположительную версию подобного договора. И пили чай на балконе. И ползали на коленках по полу, скатывая пыльные бабушкины ковры. С того дня мы стали целиком принадлежать друг другу, жить в том внешне незаметном созвучии, когда чувствуешь время возвращения любимого, его неудачу и покупаешь на вечер такой же сорт хлеба, что и он, и ту же газету.

На следующий день я обнаружила на своем столе докладную записку. На имя директора. До его, директора, сведения доводилось, что я, сотрудник отдела дизайна, не явилась на работу. Далее шел длинный список моих должностных прегрешений. Внизу размашистая подпись: Елагина Катя. Я не удержалась от улыбки. И здесь она – Катя, а не Екатерина Семеновна. Она прервала отпуск. Фирма нуждалась в ней, и она не оставила ее своим радением.

– Ты, кстати, зря веселишься, – предупредила Ирина. – Катя рвет и мечет. Жаждет крови. По секрету, я слышала, у нее подруга, какая-то мотальщица-прядильщица, метит на твое место.

Катя затребовала объяснительную записку. Весь день ушел на ее составление. Я писала, отдавала Кате, она просматривала ее и, не найдя веской причины для прогула, побелевшими губами цедила: «Не подходит. Перепиши». Я в корне меняла сюжет и переписывала.

– Не знаю, не знаю, как это понравится Шершневу? В лучшем случае, ты останешься без премии. Но это в самом лучшем, – она зловеще прожигала меня глазами.

Вечером я едва дождалась Андрея.

– Малыш, пошли ты их всех подальше, – сказал он, как только я рассказала про Катю. – На тебе лица нет. Увольняйся. Моей зарплаты нам вполне хватит. Потом подыщешь себе что-нибудь.

Я поняла, чего мне так не хватало до встречи с Андреем. Таких слов. Защищенности. Уверенности.

Его зарплаты нам хватало еле-еле, когда мы увязли в ремонт и постройку самолета, но тогда я была спокойна и горда, что не одна.

– Ты умрешь со скуки дома, – предостерегали подруги, а у меня не стало свободного времени. Я шила портьеры и пропадала в магазинах, подбирая к ним кисти, светильники и обои. Сторожила хохлов, которые делали ремонт, разделив перегородками ванную комнату от кухни, и зычно переговаривались:

– Сырожа, ты мэне скажи, шо я класс!

– Нэхай твоя жинка скаже.