Елена Арсеньева - Любушка-голубушка

– Элька от Евгения вашего беременна. Понимаете? Перед самым его отъездом у них была встреча… То есть они и раньше встречались, а тут вот так вышло… на прощанье… переспали. Ну и… Понятно?

Теперь он задал этот вопрос, а Люба тупо кивнула. Да чего уж тут не понять?!

Бывают дни как дни, а бывает кошмар какой-то, честное слово. Такое впечатление, что всю ночь облака черные клубились над твоей судьбой, а утром разразились грозой, которую копили всю ночь.

Проверки на Старом рынке случаются часто, раз в неделю – это уж обязательно: если надо для отчетности санэпидстанции, налоговикам или участковым какую-нибудь гадость сыскать, они идут на рынок, оттуда ведь с пустыми руками не уйдешь, обязательно на какое-то нарушение наткнешься; но чтобы два прямых попадания в день в одного и того же продавца – это уж чересчур. Ну, уже понятно, кто стал этим разнесчастным, разбомбленным продавцом…

Сначала притащился участковый. Новый. Чокнутый и упертый. Старый был добродушный, тихий дяденька, который все на свете понимал и входил во все положения, прочно усвоив за жизнь, что все мы люди, все мы человеки, а человеку без ошибок никак не обойтись. Он любил эти слова повторять, Любу они всегда успокаивали, да и не одну ее, поэтому никто особенно не злился на старого участкового, даже когда он цеплялся к кому-нибудь. Ну, прицепится, к примеру, что без пилотки форменной стоишь, ну, побранит, ну, скажешь ему:

«Честное слово, Григорий Иванович, я в последний раз. Ну не пишите протокол, а? Зачем эту волокиту разводить? Посмотрите лучше, какое у меня сегодня мясо чудное. Вот телятинка свеженькая, только вчера забили, сегодня утром из Уразовки привезли. Печеночка есть отличная, языки… Языки, Григорий Иванович! А?.. Давайте посмотрим что-нибудь к столу, а?»

Григорий Иванович языки очень любил, причем он был человек покладистый и, если не оказывалось мясистых, мягких говяжьих, охотно соглашался на два свиных, хотя они и суховаты, и жестковаты, их лучше в салаты, а так-то просто, с хренком, они не слишком хороши…

А потом Григорий Иванович взял да и умер от сердечного приступа, царство ему небесное, доброму человеку, и пришел на его место этот новый. Фамилия его была Капитонов, а он, наверное, решил, что Капитанов, и вообще – что он по меньшей мере капитан милиции, а не какой-то там старшина. Когда Григорий Иванович покойный шел с проверкой, он всегда останавливался у входа на рынок – чтобы его заметили, стало быть. Чтобы заметили и смекнули: участковый тут не просто так торчит, наслаждаясь хорошей погодой. Он скоро с проверкой пойдет. И поэтому все, так сказать, заинтересованные лица быстренько улаживали все, что было у них не в порядке, а те, кто уладить по каким-то причинам не мог, предпочитали на сегодня вообще закрыться, чтобы проблем лишних не создавать. Григорий Иванович, конечно, был сговорчивый человек, но тоже – в разумных пределах, денег вообще не брал, с этим и соваться к нему не стоило, если не хотелось нажить неприятностей, а кому этого хотелось?!

Словом, с Григорием Ивановичем вполне можно было мирно сосуществовать. А с этим Капитоновым…

Он умудрялся как-то так просочиться на рынок, что его никто не замечал, даже Рашид, который возле верхних ворот фрукты продает, так что мимо него в принципе муха не пролетит! Капитонова не отслеживали даже бабки, сидевшие с семечками и орехами возле нижних ворот. Он передвигался по рынку, словно был в шапке-невидимке, и первым делом следовал в мясной отдел. И тут шапку-невидимку срывал – и налетал, как вихрь… на Любу Ермолаеву.

– Запал на тебя, – смеялись продавцы.

– Чтоб он пропал! – ворчала Люба.

– Крутой поклонник! – пошучивали над ней.

– Да я кому угодно в ножки поклонилась бы, только бы избавили от такого поклонника, – отмахивалась Люба.

Ну, короче, и в этот день участковый Капитонов возник в дверях и уставился на Любу Ермолаеву. По залу прошел тихий шорох… Продавцы в рынке – народ особенный, видят и то, что на своем прилавке, и на чужом прилавке, и под ним, а также замечают все, что в зале творится. Развивается этакая особенность зрения. Оно становится всеохватным. А уши – всеслышащими. И словно бы еще одна пара рук появляется – рук, которые совершенно незаметно могут что-нибудь куда-нибудь сунуть, да так, что потом сам черта с два найдешь. Да ладно, главное, чтобы не нашел проверяющий! Беда тем, кто этими качествами еще не обзавелся. Вообще-то они или есть в твоей натуре, или их нет. Насчет Любы Ермолаевой понимающим людям все было сразу ясно: рохля и растеряха. Почему ее Степа на работу взял, уму непостижимо. Видимо, за какие-то боевые заслуги. Ну, понятно, что имеется в виду… дескать, что имею, то и введу… То есть так все сначала думали, когда Люба еще только пришла в рынок.