Энн Хэмпсон: Любовь, как следствие вендетты

Эти мимолетные видения резко оборвались блеском кинжала у ее лица. Старику удалось вытащить его из ножен. Тони схватила старика за запястье, пытаясь удержать кинжал подальше от сердца, но в ушах уже стучала кровь, и силы быстро уходили. Потрясенная своей беспомощностью, она сделала отчаянную попытку избежать смерти, но одних душевных сил было мало. Необходима была грубая физическая сила, а в этом с чокнутым стариком, страстно желающим убить ее, она сравняться не могла.

Она почувствовала, что скоро потеряет сознание, и действительно окружающее стало меркнуть, но вдруг, сквозь помутневшее сознание, она услышала за дверью голоса и, собрав все силы, оттолкнула старика так, что тот отлетел на кресло.

— Отец… Отец! Открой и пусти нас! — Слова звучали по-гречески, но Тони, конечно, поняла их. — Дед! —

Теперь английский. Сказано властным тоном, тоном человека, привыкшего к немедленному исполнению его приказов. — Открой дверь!

Говоривший не стал ждать, с треском ломающегося дерева дверь распахнулась внутрь. Кинжал был вырван из рук старика, но никто из вошедших не обратил на Тони никакого внимания. Она, задохнувшаяся, совершенно обессилившая, упала на ближайший стул.

— Благодарю, Боже, мы успели вовремя! — Разразившись слезами, женщина кинулась на шею отцу. — Мы не позволим тебе попасть в беду! — Женщину волновал только ее отец. На его жертву ей было наплевать!

Тони резко повернула голову. Выкрутившись из объятий дочери, старик проревел:

— Дарес, как ты здесь оказался? И какого черта ты вмешиваешься? — Голос старика стал пронзительным и отрывистым. Тони еще больше удостоверилась в том, что он слабоумный. Знают ли его родственники об этом? Более, чем похоже, что знают.

— Мама сразу послала за мной, как только узнала, что ты собираешься сделать, — заговорил молодой человек. — Я немедленно приехал, но мы не знали, что именно ты собираешься делать, пока не встретили Луиса и тот сказал, что перед твоим домом стоит машина девушки, которую ты хочешь убить.

— Луис?! — казалось, старик сбит с толку.

— Он узнал, что ты понял, где сестра. И пошли слухи о том, что ты собираешься отомстить, поэтому он сразу же связался с матерью.

— Луис, мой верный друг! — с горьким сожалением сказал старик.

— Он переживает только за тебя. Как и мы; мы хотим оградить тебя от беды. — Голос прерывался и был резок, но в непреклонности звучало терпение. Как будто он разговаривал с капризным ребенком.

— Мама уже сказала, что мы не позволим тебе подвергать себя опасности. Смерть тети Софии была несчастным случаем, и ты должен забыть о мести.

Он говорил на греческом языке, и Тони догадалась, что они не хотят, чтобы она поняла, о чем они говорят, а она не подавала виду, что знает их язык.

— Ты не имела права посылать за Даресом, — дрожащим от гнева голосом закричал старик. — Я должен убить эту девку. Ее брат убил мою сестру, кровь за кровь!

— Это не было убийством, — сказал Дарес тем же спокойным голосом, с теми же терпеливыми интонациями.

— Тетя София выскочила на дорогу прямо перед машиной, у него не было ни малейшего шанса затормозить.

Услышав это, Тони подняла голову и вгляделась в смуглое лицо. Написанные на нем решительность и чувство собственного достоинства были, несомненно, английскими, но чрезвычайная сдержанность в чувствах и слишком твердые черты, делавшие лицо почти каменным, а также жесткость и надменность были, несомненно, атрибутами греческого происхождения.

«Его отец — англичанин, — решила она. На нее все так же не обращали внимания, и она, откинувшись на спинку стула, продолжала молчаливо наблюдать эту странную сцену. Дарес вложил в ножны кинжал и держал его в руках.

— Меня не интересует, что для тебя это несчастный случай, — сказал старик. — Что-то внутри меня говорит, что я обязан отомстить.

Его глаза горели, как два раскаленных уголька, его одержимость была ненормальной.

— Ты понимаешь, что попадешь в тюрьму?

— Нет! О, Дарес, не говори так! — закричала женщина. — Мы здесь для того, чтобы оградить отца от тюрьмы!

Не обращая внимания на ее слова, старик пожал плечами и сказал, что его приговорят на пару месяцев от силы.

— Не смеши! — в отрывистом голосе уже не было никакого терпения, никакой мягкости. — Это убийство, и оно не может быть допустимо или оправдано. Приговоры становятся строгими, и ты попадешь в тюрьму до самой своей смерти.

— Ты не испугаешь меня. Убийство из мести не рассматривается как убийство. — В первый раз, как вошли эти двое, старик посмотрел на Тони: — Я убью ее. Я поклялся — и я сделаю это.