Вайолет Уинспир - Терракотовые пески

Слегка встревоженная, но в то же время заинтригованная, Жанна отнесла большую квадратную коробку в свою комнату и нетерпеливо повернула в двери ключ. Положив посылку на диван, девушка смотрела на нее так, словно коробка могла ее укусить.

На коробке золотыми буквами было написано название магазина. Даже Милдред не покупала там одежду: во-первых, цены были очень высоки, во-вторых, прелестные, сшитые с огромным вкусом изысканные платья были не в ее вкусе.

Количество подарков, которые Жанна получила за всю свою жизнь, можно было пересчитать по пальцам. Это был царский подарок (уж конечно, не от Милдред), или же посылку принесли по ошибке. Жанна подошла к дивану и дрожащими руками быстро развязала ленту, подняла крышку и, развернув слои папиросной бумаги, ахнула. Внутри лежало шелковое платье лунного цвета, чуть отсвечивающее голубым. Девушка бросилась к зеркалу и, взяв платье за украшенные драгоценными камнями тонкие бретельки, приложила к себе. Ее размер!

В серебряную туфельку была вложена визитная карточка. Жанна вынула ее из конверта и, затаив дыхание, прочла:

«Сеньорита Смит!

Я не фея из сказки о хрустальных башмачках, но, когда Золушка отправится в „Персидский дом“, ей захочется выглядеть как принцесса. Прошу вас принять подарок, и уверяю вас, что наряд не превратится в лохмотья, когда часы пробьют двенадцать. Возможно, в вашей стране существует предубеждение, согласно которому девушка не должна принимать от мужчины платье, но в Марокко мы получаем удовольствие, просто делая подарок.

Я жду вас в половине девятого.

До встречи.

Рауль Цезарь-бей».

Карточка выпала у Жанны из рук. Мысли ее заметались: положить платье в коробку и вернуть в магазин — или все-таки принять его? Оно такое чудесное! Никогда в жизни она не держала в руках ничего подобного, не говоря уже о том, что оно подарено ей. Но как Рауль угадал ее размер? Видимо, ему помог огромный опыт ловеласа!

Жанна погладила серебряные туфельки, маленькие, изящные, опять-таки ее размера, и вдруг заметила еще один пакетик. В нем обнаружилась маленькая бархатная коробочка. Щеки девушки запылали от восторга, когда она нашла там серьги с голубыми топазами, ограненными в форме крошечных сердечек.

Он не должен был это делать! О! Она не может принять это, как и платье… Но, шепча эти слова, Жанна уже вдевала сережки в уши, чтобы посмотреть, идут ли они к ее глазам, сверкающим от страха и от восторга. Разве это так уж плохо, если она всего лишь раз в столь бедной событиями жизни позволит мужчине одеть ее в шелк и серебро и украсить этой голубой драгоценностью? Ну и кого это заботит, даже если он намерен совратить ее? Да никого, кроме нее самой. Если она позволит овладеть собой человеку, для которого женщина — лишь игрушка, нарядная игрушка, предназначенная, чтобы доставить удовольствие, это только ее проблема.

И без того напряженная, Жанна чуть не подскочила, когда в дверь постучали и раздался окрик Милдред:

— Почему ты заперлась? Что ты там делаешь?

Жанна в ужасе замерла. Милдред не должна видеть платье и туфли! Она не должна знать, что за ее секретаршей ухаживает красивый испанец. Внутренне вульгарная, как бы она ни претендовала на то, чтобы считаться изысканной, Милдред тут же представит все в худшем свете.

— Я… Я иду, — откликнулась Жанна. — Только переоденусь.

— Давай быстрее, — недовольно бросила Милдред. — Мне нужно сделать массаж шеи.

— С удовольствием, — пробормотала Жанна. — Вот бы тебе ее свернуть! — добавила она про себя.

Она тихонько убрала платье и туфли в шкаф гардероба, сунула коробку под кровать, и длинное покрывало скрыло ее от глаз. Глубоко вздохнув, расправила юбку и отперла дверь. Когда Жанна вступила в примыкающую к ее спальне гостиную, ее буквально пригвоздил к полу взгляд хозяйки.

— Надеюсь, ты ничего от меня не скрываешь, — резко сказала Милдред. — Ты какая-то странная последнее время: похоже, у тебя появились от меня секреты?

— Уверяю вас, миссис Нойс…

— Если это мужчина, моя дорогая…

— Вряд ли я засунула бы его под кровать…

От испуга Жанна произнесла это не тем тоном, который от нее обычно требовался.

— Ну и ну! — воскликнула Милдред. — Ты становишься дерзкой, Жанна Смит, и я хочу напомнить тебе, что машинисток хоть пруд пруди и многие из них будут просто счастливы работать на такую известную особу, как я. Если ты не исправишься, я тебя уволю. И что ты будешь делать на Лазурном берегу с несколькими фунтами в кармане и не зная французского языка?