Сьюзен Уорт - Укрощение любовью

— По делу? — внутренне содрогнулась Габи. — По поводу аренды?

— Ну, разве что косвенно.

Что мог означать подобный ответ?

Габи насторожилась.

— Но — в воскресенье утром? Надеюсь, это может подождать до завтра. Я могу встретиться с вами в…

— Боюсь, что завтра не получится. — Мужчина тряхнул головой. — Нам надо поговорить сейчас.

— Я думаю, что у нас вообще не получится разговора, — возразила Габи. Она собиралась спросить совета у Рори по беспокоящему ее вопросу об аренде. В конце концов, он был ее адвокатом. Но сейчас она решила сделать вид, что у нее нет времени. — Я собираюсь завтракать. А завтра…

— Очень сожалею, — вкрадчиво произнес мужчина, хотя по его лицу нельзя было сказать, что он о чем-то сожалеет, — но это невозможно. Завтра в это время я должен быть в Венесуэле.

— В Венесуэле? — Серые глаза Габи округлились. — Вы хотите сказать, что вы из посольства?

— Я связан с посольством.

— Но почему вы сразу не сказали мне об этом, сеньор?.. — Она вопросительно посмотрела на мужчину.

— Эстрадо, Луис Эстрадо.

— Хорошо, сеньор Эстрадо, — попытка улыбнуться не слишком удалась Габи, и она просто сняла с двери цепочку, — заходите.

Поднимаясь по лестнице, Габи испытывала нечто среднее между опасением и странным предчувствием. Впрочем, думала Габи, это не имеет никакого значения. Ведь встреча с этим человеком ничего не может изменить в ее жизни. И все-таки…

Вначале постоянные стычки с матерью Рори изводили ее:

— Но, моя дорогая, — говорила та, — каждый человек должен иметь свою семью. В конце концов, и твоя родная мать, и приемная, они обе из Венесуэлы. Значит, ты наполовину из Южной Америки.

Она произносила это так, будто южноамериканское происхождение было тем, чего следует избегать порядочной семье, и Габи тогда с трудом удалось сдержаться, чтобы не стукнуть кулаком по изящному обеденному столу из красного дерева и не крикнуть:

— Господи, да я и не собираюсь выходить замуж за вашего драгоценного сыночка! Хотя он и достаточно хорош, какое вам дело до моего происхождения?

Вместо этого она только вежливо произнесла:

— В какой бы стране ни родилась моя мать, миссис Форсайт, я считаю себя истинной англичанкой.

В конце концов, Габи уступила и связалась с посольством, но затем начисто об этом забыла. И сейчас, понимая, что она, наконец, может узнать что-то о своей семье, Габи отнюдь не чувствовала себя такой спокойной и невозмутимой, какой желала казаться. Нельзя сказать, что ей хотелось установить контакт со своей семьей, если кто-то из ее родственников еще остался жив, или что-то сделать для них. Вовсе нет. Это было бы лицемерием после того, как с нею поступили.

Войдя в маленькую уютную гостиную, Габи раздвинула бледно-голубые бархатные шторы, и когда комната наполнилась лучами утреннего света, она прислонилась к стене, скрестив руки на груди.

— Ну а теперь, сеньор Эстрадо, не будете ли вы любезны, сообщить, зачем приехали сюда? — «И когда уберетесь отсюда», хотелось добавить ей, но эти слова так и не прозвучали.

— Ну, зачем же спешить, сеньорита Холм?

Перед тем как войти, он весь горел от нетерпения, теперь же, оказавшись внутри, расслабился и успокоился. У Габи, наоборот, нервы были напряжены до предела, и она чувствовала себя мышью, к которой крадется кот.

— Простите, — произнесла Габи ломающимся голосом, — но повод для спешки все-таки есть.

Вместо ответа мужчина опустился на диван. Откинувшись на его спинку, он расстегнул пиджак и ослабил узел галстука.

— Ах, вы даже расселись, — проговорила Габи тоном, который даже ее удивил своей язвительностью.

Вообще-то она была терпелива и любезна даже с самыми требовательными и вспыльчивыми пациентами, спокойно выслушивая всяческие нарекания в свой адрес, но только не сегодня утром, и не с этим человеком, разглядывающим сейчас ее костюм, слегка влажный от соприкосновения с наспех вытертым телом и оттого плотно обтягивающий — и подчеркивающий, нет, скорее даже увеличивающий грудь и изгиб между талией и мягкой округлостью бедра.

Наконец он поднял глаза и посмотрел на ее лицо. Что-то в этом взгляде, сумрачном и отчужденном, заставило ее сердце учащенно забиться, отчасти от страха, а отчасти от непонятного возбуждения.

Но странное выражение лица неожиданно исчезло, и мужчина участливо продолжил:

— И пожалуйста, не волнуйтесь. Вам не, о чем беспокоиться.

— Я совершенно спокойна. — В голосе Габи чувствовалась неуверенность, порожденная неожиданно возникшим, словно ветер от дальнего лесного пожара, ощущением.