Галина Артемьева - И в сотый раз я поднимусь

Вот, собственно, и весь рассказ. А что тут добавить?

Почему-то он, рассказик этот, никогда не попадался Саше на глаза прежде. А сейчас вдруг пронзил, ужаснул своим сугубым реализмом, абсурдностью правды и отсутствием обычной хармсовской «чуши» как основного принципа его творчества. Он же сам говорил: «Меня интересует только «чушь», только то, что не имеет никакого практического смысла».

Хотя – какой практический смысл в аресте Пронина и Ирины Мазер? Какой практический смысл в действиях человека в чОрном пОльто?

Такой ход был в те времена у механизма под названием жизнь. И Хармс просто запечатлел.

А Саше стало безотчетно страшно.

– Какое счастье, что мы живем не в то время, – трусливо порадовалась она. – Бедные люди. Бедный Хармс. Бедные все-все тогда. Хорошо, что сейчас не так. Как бы там ни было, а нам, кто потом родился, невероятно повезло.

Саша потушила свет и заснула.

Спал и знойный летний пышно-зеленый город Берлин за окнами.

В это самое время в Москве ее дети были в беде.

Саша долго не знала, как, собственно, появилась на свет. Мнения людей, чьи имена записаны в ее метрике с гербами, серпами, колосьями и молотом над всем этим буйством, категорически не совпадали.

Изредка навещая дочку, папа c увлечением рассказывал:

– Когда я захотел, чтобы у меня была девочка, я пошел в магазин. Специальный. Где детей продают.

Саша жаждала попасть в этот восхитительный магазин, она требовала пойти туда скорее, чтобы купить себе настоящего ребеночка вместо надоевшей пластмассовой куклы.

Папа уклончиво объяснял, что в магазин этот пускают только взрослых, у кого есть паспорта и кто сам заработал деньги на приобретение и прокорм младенца.

Саша с сожалением понимала, что ничего не поделаешь, придется долго ждать. Папа достоверно излагал свою увлекательную версию:

– Так вот. Большой магазин. Пришел я в него. Там полно разных крохотных девочек… Я выбирал, выбирал, ни одна не понравилась.

– Один выбирал? Без никого? – допытывалась дочка.

– Совершенно один. Ведь я себе хотел доченьку. С зелеными глазками. Капризненькую. Сладенькую.

– А дальше? Дальше? – подгоняла Саша.

– Продавщица сжалилась, – улыбался отец, – и принесла самую лучшую девочку. Она в витрине в колыбельке спала. Именно такая, какую я искал. Кудрявенькая. Глазки открыла зелененькие и говорит: «Папа». Я сразу сказал: «Вот эта девочка – моя. Я ее покупаю». Мне цену называют, я смотрю, а у меня точно столько денежек в бумажнике и лежит. На пеленочки уже и не хватило. Я тебя в носовой платок завернул и домой понес.

– Так это я?

– А кто же?

– А мама где была?

– Мама? – спотыкался отец. – Ах да, мама… Она в гастроном ходила тогда. За продуктами. И не видела, как я тебя принес.

– А когда увидела, обрадовалась?

– Что? Ну да… Да, да, конечно. Обрадовалась. Все обрадовались. И дедушка Иосиф, и бабушка Бетя, и тети все обрадовались. Вот, говорят, какую ты девочку купил красивую! Где только нашел!

Диалога с мамой не получалось. Саша и видела-то ее всего несколько раз в жизни. Вдыхала чужой запах. Запах ее волос и тела. Запах одежды. Чужой, чужой, чужой. Саша не хотела его вдыхать в себя и отворачивалась, думая, что именно так пахнет предательство, и равнодушие, и нелюбовь к купленной без ведома матери девочке.

Красивая русская женщина с широкими скулами, зелеными глазами и толстой косой, уложенной на голове венком. Она рассказывала невероятные вещи и хотела, чтоб Саша поверила ее рассказу:

– Ты родилась двадцатого числа в восемь вечера. Акушерка удивлялась: двадцатого, в двадцать ноль-ноль.

– Ну и что? – скучала Саша.

– Нет, ничего, просто забавно, доченька. Совпадение, конечно. Нас в родовой палате было двое: я и еще одна женщина. Холодно было. Пол и стены кафельные. Пол серый и стены серые. Акушерка отошла, а женщина родила, и ее ребеночек упал из нее прямо на этот кафельный пол.

– Как это: из нее? – ужасалась девочка чудовищной небылице. – Как это: упал? Что же она не берегла своего ребенка?

– Да как в этот момент… – пыталась объяснить мать, а потом спохватывалась: – Я сдерживалась из последнего, не рожала, пока акушерка не пришла. Чтоб ты у меня родилась красивая, здоровая… Чтоб у тебя все было хорошо.