Юлия Климова: Действуй, Принцесса!

– Ты так говоришь, – тяжело вздохнул Павел, – потому что никогда не была на моем месте. Тебе не приходилось делать выбор, учитывая многие обстоятельства. Ты – Ланье. Подумай об этом. Не нужно меня судить сейчас, уверен, завтра или послезавтра ты иначе посмотришь на ситуацию. Ничего не поделаешь, люди делятся на тех, у кого есть достаток, и на тех, у кого его нет, и глупо отрицать, что это не влияет на чувства и отношения.

– Я не хочу это слушать!

– Настя, я люблю тебя. Мы должны встретиться…

– Но я больше не люблю тебя, извини… Прощай, – ответила я и нажала кнопку.

«Не нужно меня любить, Павел. Так любить не нужно…»

В столовой сидела Нина Филипповна. Она пила чай и делала пометки в пухлом ежедневнике. Один взгляд на нее успокаивал: длинные каштановые волосы, частично собранные на затылке, глаза цвета корицы (глубокие, внимательные), прямой нос, бледно-розовые губы, покрытые лишь блеском, тонкие руки, как у пианистки (почему-то мне подумалось, что у всех пианисток должны быть именно такие). Из украшений – лишь круглый плоский медальон на серебряной цепочке и маленькие сережки с коричневыми камушками.

– Как у тебя дела? – оторвавшись от записей, с мягкой улыбкой спросила она.

– Так себе, – честно ответила я.

– Дела сердечные… – щеки Нины Филипповны порозовели. – Я понимаю. Но ты не расстраивайся, все образуется.

– В общем-то, уже образовалось, потому что я начала новую жизнь, – усаживаясь напротив, ответила я. И моей твердости в тот момент позавидовала бы даже бабушка.

Слова Павла оставили неприятный осадок в душе. Мысли-пчелы кружили в голове и жужжали: «Он считает, будто вжившись в почетную роль наследницы Ланье, я и сама на многое стану смотреть иначе. Нет, я не предам. Никогда. И если мне придется выбирать, я не струшу».

– Ты молодец, – кивнула Нина Филипповна. – Я бы так не смогла.

Вновь улыбнувшись, но теперь чуть грустно, она сделала глоток чая.

– Наверное, уже все наслышаны о моем… м-м-м… плохом поведении. – Я подперла щеку кулаком. – Хотя я ничего особенного не сделала.

– Ты сказала «нет», а это слово не так часто звучит в стенах нашего дома, – объяснила Нина Филипповна. – Но мама уже не сердится, потому что… – Она замолчала и бросила на меня быстрый взгляд.

– Потому что считает, что все равно будет так, как она скажет. Да?

– Приблизительно.

– А как считаете вы?

– Ты должна решить сама, с кем тебе встречаться, а с кем нет, – Нина Филипповна положила ручку на стол и посмотрела на меня участливо. – Все это очень сложно…

Я чуть подалась вперед и сдержала вопрос, вертевшийся на языке: «А вы когда-нибудь любили по-настоящему?» Мне хотелось услышать подробную историю с хороводом чувств, сомнениями, отчаянием и обязательно со счастливым концом. Но, во-первых, мой вопрос никак нельзя было счесть тактичным, а во-вторых, конец истории не мог быть счастливым, потому что моя тетя не выходила замуж и ни с кем сейчас (да возможно, и никогда) не встречалась. Кора изредка поддевала сестру на эту тему, но Нина Филипповна лишь молчала в ответ…

«Я понимаю, все это очень сложно…»

– А вы знаете, что меня ждет завтра? – спросила я, наклонив голову набок, и хитро прищурилась.

Нина Филипповна неторопливо поднялась, в одну руку взяла чашку, другой прижала ежедневник к груди и ответила заговорщицки, почти шепотом:

– Завтра приедет мать Павла, но учти: я тебе ничего не говорила.

Мать Павла Мария Александровна всегда казалась мне очень красивой женщиной, при знакомстве я даже мысленно подобрала ей имена: Илона или Элоиза. Смешно… Я просто не могла представить, что у этой высокой блондинки с внешностью киноактрисы может оказаться рядовое имя. Теперь же, встретившись с ней взглядом, я давала ей другие имена, например Горгона, и испытывала при этом весьма недобрые чувства. Чего стоила моя вредность! А дух противоречия? Об этом духе последние дни я вообще не успевала забывать – он постоянно ерзал в душе и держал меня в состоянии непокоя. Он был моим союзником…

Чайный столик накрыли на три персоны, что говорило только об одном: откладывать свои стратегические планы в долгий ящик Эдита Павловна не собирается. Пока я (в ее понимании) нахожусь одной ногой там (в пучине вседозволенности), а другой ногой здесь (на правильном берегу послушания), нужно торопиться. Но благодаря Нине Филипповне я заранее настроилась на бой и собиралась ловко отбивать любые удары, сохраняя при этом достоинство и хладнокровие. О, стреляйте в меня, стреляйте! Вот флаг свободы, развевающийся над моей головой (уже изрешеченный пулями), вот полосы тельняшки, а вот и моя грудь… Стреляйте!