Эльмира Нетесова - Любимые не умирают

— Что станем делать, когда ребенка принесет? Меня ужас берет заранее!

— Мам! Ведь он наш, с ним уже не выставишь за дверь. Нас никто не поймет. Придется смириться. Я не хочу, чтоб люди пальцем на нас показывали и судачили по всему городу. Придется привыкать. Как-то живут другие. Поверь, у них тоже не все гладко.

— Ладно! У нее до родов еще четыре месяца. Чего заранее переживать? За это время всякое может случиться...

— Ты о чем? — насторожился Колька.

— Оступиться может, упасть, или на нервной почве выкидыш получится,— выдала потайную мечту Евдокия.

— Мамка! Как далеко ты зашла в ненависти! Родному внуку желаешь смерти! Вот такого не ожидал!

— Ну и задыхайся с нею в вонючих пеленках и горшках, в криках и визгах. Добро бы от нормальной женщины родился, здесь же от кого? Разве Катька человек? Сущее быдло! Дура! Корова деревенская! Ее в лопухах на свет произвели, там она и сдохнет!

— Сама ты говно и старая вонючая кляча! — выскочила из ванной Катька. Ее трясло. Родная бабка пожелала смерти еще не родившемуся ребенку:

— Сволочи! Уроды! Рахиты проклятые! Да разве вы люди? Вас самих убить нужно! Как земля носит эдаких негодяев? — орала во все горло.

— Чтоб ты сама сдохла, гнилая кадушка! — сжала кулаки и подскочила к Евдокии, но Колька вовремя перехватил, вытолкал из кухни, надавал пощечин, отматерил бабу и пинками загнал в спальню. Сказал, едва сдерживая ярость:

— Еще раз отворишь пасть, тут же увезу в деревню навсегда! Помни, ты здесь никто и ничто! Подстилка! Сама на меня повисла! Никогда не станешь женой! И к матери чтоб близко не подходила, ноги вырву, стерве!

Катька ревела навзрыд. Ей было обидно, за ненависть, какою окружили домашние.

— Не верь! Если не распишитесь и не зарегистрируешь ребенка на Колькину фамилию, не будет платить алименты и помогать, а вся деревня назовет дитя нагулянным и выблядком. Попробуй, докажи обратное? На всю жизнь дитенка несчастным оставишь. Простит ли такое? Ради его будущего терпи! Уже немного осталось! — уговаривали Катьку бабы на работе.

— Девки! Не только рожать, жить неохота! Что ждет малышонка, когда его, еще не увидевшего свет, уже хоронят. О себе и не говорю! Душа от горя заходится. Может лучше вернуться в деревню, пока не свихнулась?

— Не дури! Рожай! Когда дите появится, все изменится. Нужно дождаться любой ценой! — уговаривали женщины.

А дома становилось невыносимо. Колька приводил вечерами друзей. Они сидели допоздна, пили, курили, спорили громко. Катьке нечем было дышать. Она не могла отдохнуть. Евдокия уходила к подруге, Катьке некуда и нельзя было отлучиться. Она обслуживала компанию Кольки. Так он велел. Баба, устав после работы, едва волочила ноги, а мужик покрикивал:

— Где ты там застряла? Неси пиво и закусь! Вытряхни из пепельниц! Слышь, корова стельная? Иль заснула на ходу, кляча водовозная, иль заблудилась ненароком? А ну, шевелись, лярва!

Компания хохотала, завидуя Кольке, что тот вот так безнаказанно изгаляется над бабой, и она молчит.

Но однажды не выдержала, попросила:

— Ребята! Я устала! Ведь работаю, скоро мне рожать, сами видите, дайте отдохнуть. Я уже с ног валюсь, пощадите! Или вы совести не имеете? Ведь у вас тоже есть семьи. Идите во двор.

— Заглохни, мандавошка! Саму во двор вышвырну! — подскочил Колька. И обозвав дурой, толкнул в спальню.

Катька, выплакавшись, уснула на койке. А когда гости ушли, в спальню пришел Колька. Он растолкал бабу и заорал на нее:

— Что себе позволяешь, рахитка? Кто позволил позорить перед друзьями? Не по душе здесь, отваливай в деревню. Никто силой не держит. Чего возникла? Кто звал? Плохо живется, шмаляй обратно. Совсем звезданулась, перед всем двором испозорила, сука криворылая! Пугало!

— Коль, мне рожать скоро! Чего орешь, куда гонишь? За что своего ребенка ненавидишь? В глаза его не видел, а уж сколько раз обидел. Ну скажи, за что?

— Заткнись, грязная лохань! Я тебе за мамку никогда не прощу. И дитем не прикрывайся хитрожопая кикимора! Еще раз пасть отворишь при мужиках рыло на жопу сверну! — глянул зло.

— Попробуй хоть пальцем тронуть, живо на вас обоих управу найду! — осмелела Катька. Колька резко остановился, оглянулся на бабу, прищурился и предупредил:

— Уже грозишь, паскуда? Гляди, этого тебе не забуду и никогда не прощу!

— Коля, родной, за что возненавидел? Почему ко мне хуже, чем к собаке? Ту хоть иногда гладят. Меня все время ругаете и пинаете! Терпеть больше сил нет Хоть бы пощадил кто!