Сюзан Кубелка: Mадам придет сегодня позже

Вот он, решающий момент!

Все спазмы отступают! Я раскрываюсь, как тропический цветок. Я вся открыта! О! О! О! Мой оргазм — как удар молнии! Я парю в ослепительном свете. Сгораю в страсти, растворяюсь в ней.

— Отлично, дорогая! — Голос Поля доносится откуда-то издалека, я с трудом его различаю. Потрясение было слишком велико. Маленькие горячие искорки все еще пробегают по моему телу. Я все еще испытываю наслаждение, я еще не вернулась на землю!

Поль убирает свою руку и опять кладет ее на мою правую грудь.

— Родная, ангел мой! — Три-четыре целенаправленных толчка — и он уже опять готов! Он кричит, содрогается, тычется своей кудрявой головой мне в шею и так стискивает меня, что я почти задыхаюсь. Потом он начинает плакать. Рыдает на моем плече. Я целую его руки, прижимаю к себе его голову. Потом поворачиваюсь к нему.

— Почему ты плачешь? — Глажу его как ребенка.

— Это было так долго. Так долго.

— Что было долго?

— Ожидание тебя! Я люблю тебя, Тиция!

— Я тоже тебя люблю!

Мы нежно целуемся. Прижимаюсь своей щекой к его щеке. Он потихоньку успокаивается.

— Как давно у тебя не было женщины? — спрашиваю я чуть погодя.

— Два года.

— Два года??!!

— Раньше я как-то жил в воздержании четыре года. Но больше я этого не хочу.

Случайно в поле зрения попадают часы. Семь часов! Как?! Семь? Мы пришли сюда в час. Выходит, мы занимались сексом шесть часов подряд. Не может быть!

— Что там у тебя? — Поль заметил мой взгляд.

— Мы занимались любовью шесть часов! — произношу я вслух. Это ему нравится.

— Я сейчас умру, — заявляет он, — у меня чудовищный голод. Я совсем ослабел от голода и счастья! — Он гладит меня по голой руке.

— Не мудрено! Ты ничего не ел в ресторане!

— Ты тоже не ела! Куда лучше было часами целоваться!

— Тебе чай или кофе? — Я вскакиваю.

— Чай. Подожди, Тиция. Я пойду с тобой, я хочу тебе помочь.

Нагруженные большим подносом, мы возвращаемся назад. Уютно прижимаемся друг к другу и подкрепляемся. Поль пьет только с молоком, без сахара. Зато круассаны густо намазывает маслом. Это мой первый завтрак в этой постели.

— Я тебе должен кое-что сообщить, Тиция. Еще никогда, ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой!

— Ты бесподобный любовник. Ты это знаешь?

— Нет! Правда? — Он недоуменно смотрит на меня.

— Но я ведь наверняка не первая, кто тебе говорит об этом.

— Не первая, — вздыхает он. — Но я никогда не старался. Знаешь, с женщинами я всегда терпел неудачу.

— Поэтому ты так долго воздерживался? Он мнется.

— Да! Была еще одна причина. Ты знаешь теорию, что потеря спермы ослабляет организм?

Я киваю.

— Ну и что? Это так?

— Какое там! Величайший обман. Это возвращается как бумеранг. Если ты слишком долго воздерживаешься, то становишься агрессивным. Ты раздражаешься. Думаешь только о сексе. Возбуждаешься от малейшего намека, неверно реагируешь на каждую женщину, потому что все время думаешь только об одном. Якобы это повышает творческий потенциал. Но в действительности ты больше ни на чем не можешь сконцентрироваться. Постоянно занят тем, что пытаешься подавить свое желание! Знаешь, сколько сил это отнимает!

Он вздыхает.

— Те четыре года не были счастливыми в моей жизни. Я был постоянно подавлен. У меня ничего не ладилось, университет буксовал на месте. Поэтому-то я так поздно закончил учебу.

— Почему же эта теория все еще держится? — интересуюсь я.

— Это происходит от неправильно понятой тантры, — говорит Поль. — Знаешь, что это такое? Старое индийское искусство любви. Чтобы научить глупых мужчин удовлетворять женщину в постели. Тантра — это искусство так долго поддерживать эрекцию, пока женщина не достигнет оргазма. Это была суть учения!

— Ну и?

— Между тем это забыли. На этой планете так уж устроено: ты что-то основываешь, и не успеваешь ты умереть, как все смывается водой. Потомки всегда глупее предков. Первое, что они забывают, — первопричину! Душу учения. Отсюда и сумасбродная идея о потере спермы. Я знаю тантристов, которые утверждают, что женщина не имеет права испытывать оргазм. Чем все и доводится до абсурда!

— Слава богу, что ты не из таких, а то бы я сейчас умерла от неудовлетворенности и обманутых ожиданий.

— Даже так? — Он подносит к моему рту кусочек круассана. Я откусываю и улыбаюсь.

— Мне так хорошо, как никогда в жизни.

— Мне тоже. — Он проглатывает остаток круассана и чмокнет меня.

— Когда ты, собственно, впервые подумал обо мне как о женщине? — спрашиваю я после того, как все съедено и поднос стоит на ковре. — После вечера «У Максима»?