Галина Островская - Талисман жены Лота

Аглая дернула на себя дверную ручку, контур которой едва различила, распахнула дверь и упала на острые камни глаз Фаруды.

Средиземное море тихонечко пело вечернюю песню маленьким рыбкам, дремавшим в своих соленых колыбельках. Аглая стояла на берегу, босая, потерянная, заплаканная. Потом села прямо в воду.

Прошел, может быть, час.

Она с трудом поднялась, стащила мокрое платье, выжала подол, дошла до одиноко торчащего зонтика, повесила платье на перекладину. Оглянувшись, сняла и трусики.

Вдалеке послышались голоса. Аглая насторожилась. Голоса приблизились. Мужские... И один, кажется, женский... Подтянув живот и сцепив руки за спиной, она встала в позу Венеры Милосской. Приближающиеся голосаобреликонтуры... Формы... Так и есть – двое мужчин и женщина...

Женщина шла впереди, дымя сигаретой и хрипло что-то доказывая семенящему рядом с ней спутнику. Второй был помассивнее своего товарища и шел чуть поодаль от связанной мелкой разборкой парочки.

– Любимый! – нежно позвала его Аглая.

Мужчина повернул голову на голос. Аглая услышала, как он жадно сглотнул слюну. Сама же она стояла недвижимо, устремя полный света и нежности взгляд на тускло поблескивающее море.

– Ицхак! Сюда! – зычногласо дернула его за незримый поводок женщина.

Засунув руки в карманы и словно бы ища там что-то, «любимый» торопливо покинул музей под открытым небом, озираясь испуганно время от времени.

Двигаясь предельно осторожно и на самой низкой скорости, но при этом дважды проскочив нечаянно на красный свет, Аглая наконец-то оказалась дома.

Следы жизнедеятельности ее верного Алика были повсюду. Хозяйка заглянула в раковину. Маленькая рюмка, ее любимая вилка, какая-то слизь...

Она открыла шкафчик. Бутылка водки наполовину пуста. Так.

Наскоро сполоснувшись, Аглая на цыпочках прошла в спальню, не включая свет, легла.

Голова кружилась от усталости и боли, растекшейся под черепом как медуза. Владелица головы тоже напоминала себе медузу – полудохлую Медузу Горгону.

Среди ночи она проснулась оттого, что чувствовала – надо проснуться. Резко подняв голову с подушки и сильно тряхнув ею, она увидела Нечто.

Вернее – это был Некто. Еще вернее – Алик.

Голый, с густо намазанными на узкую грудь и впалый живот волосами, он страшно смотрел на нее и мычал, как корова перед закланием – устрашающе-обреченно. Его худенький член торчал как бледный пророст из весенней картошки, и, казалось, рос на глазах.

Аглая чуть не подавилась от смеха.

– Сдурел, что ли? – спросила она.

– Я хочу тебя, – объявил Алик торжественно.

– Вижу, – ответила Аглая. – Ну и что?

– Ты будешь моя. – Алик пошатнулся.

Аглая судорожно зевнула, по привычке прикрыв рот ладонью. Потерла виски, встала, подошла вплотную к все отступающему одноразовому любовнику. Тот, прикрывая быстро сворачивающийся отросток, отступал. Аглая одной рукой открыла дверь, другой вытянула длинный пояс из висящего на двери халата.

– Аглая, я... хочу... тебя, – часто и жалобно дыша, поднывал жилец.

– Скотина! – заорала Аглая. – И из-за этого дерьма ты меня разбудил!

Алик насупился и, кажется, начал трезветь.

– Ну ладно, чего ты, – попытался он защититься. – Я же думал...

– Ты – думал? – изумилась Аглая. – Что ты вообще можешь думать!

– Ну, мы с тобой... это... в общем...

Коронованная гневом особа медленно опустилась в кресло.

– ...Нам же так было... хорошо... – робко оправдывался Алик, шаря глазами, что бы на себя накинуть.

Аглая слушала.

– Ты же говорила...

Аглая встала, из соседней комнаты принесла его штаны, кинула.

– Так что я говорила? – спросила она пытающегося попасть в штанины волосатыми ногами жильца. – И кому было хорошо?

– Ты? Что ты... э-э... говорила? – Алик поднял голову и задумался. Но ответил только на второй вопрос.

– Нам.

– Я?.. Говорила? – повторила с напором Аглая. – Я хочу услышать, что я говорила.

– Ну, в общем, как это... Ну, и так же понятно.

– Что – понятно? – широко распахнув глаза, спросила она очень тихо.

Она почти увидела: фигурки тысяч аликов, похожих на кроликов с ободранными шкурками, на четвереньках быстро-быстро бегут по трясущейся наклонной плоскости, белые стены домов рушатся, падают, давят их...

Необъяснимая картина этого ужасного чувствознания становилась все отчетливее, окружающая ее реальность – все туманнее.

Она видела, как за ее спиной! – как это можно увидеть! – в разорванные криком рты полуобнаженных женщин... цепляющихся за набитые скарбом мешки... за огромные, еще не разбитые сосуды... вливаются потоки черной густой смолы... Как у немощных стариков... проклинающих небо...вылетают облитые похотью глаза из глазниц... Она видела!