Мари-Клэр Сюльро - Долина любви и печали

Лючия почти не притронулась к завтраку, только рассеянно выпила кофе и сок.

«Он должен был разбудить меня, чтобы попрощаться», — думала она. Но ее сбивчивые мысли заглушались внутренним голосом здравого смысла: «Ты у него в сердце, но ему сейчас не до тебя. И разве тебе и ему нужны какие-то слова, чтобы признаться друг другу в том чувстве вины, которые вы оба испытываете, и рассказать об угрызениях совести?»

Ресторан опустел. Она осталась одна, но, понимая, что с девушкой что-то происходит, никто из официантов не стал напоминать ей о времени.

Жизнь опустела, никаких желаний. Лючии не хотелось ни гулять, ни кататься на лыжах. Ничего не хотелось.

И опять на помощь пришел здравый смысл. Он не стал успокаивать ее, он просто сказал:

— Перестань убиваться, ты молода, красива, у тебя все впереди… Вы обязательно встретитесь.

«Но даже если и нет… Я должна благодарить Бога, что узнала такую любовь, — подумала Лючия. — Я приму все испытания со спокойствием и благодарностью. За такую любовь, которая была у меня пять дней; всю жизнь надо благодарить Бога. Даже если больше ничего не будет, я узнала Любовь с большой буквы».

Она подняла голову, выпрямила спину и только сейчас заметила, что впервые за все время ее пребывания здесь день был пасмурным, плотные облака скрывали горы, солнца не было видно. Погода соответствовала ее настроению. Лючия старалась не думать о Морисе, но на нее снова и снова накатывала волна душевной боли.

Она и не заметила, как к ней подошел Луиджи.

— Мне показалось, что твой звонок был не просто так, — серьезно сказал он, присаживаясь рядом.

— Какой ты молодец! — Лючия пожала его руку. — Мне так надо поговорить с кем-нибудь, я дружила с этой парой… погибшей и ее мужем. А теперь… У меня здесь никого нет… кроме тебя.

Луиджи погладил ее по голове, и от этого выражения сочувствия Лючия разрыдалась. Он мягко похлопывал ее по плечу, а она, уткнувшись в стол, не могла сдержать слез.

— Пойдем отсюда, — тихо сказал Луиджи, заметив подозрительные взгляды официанта. — Иди к себе, а я принесу что-нибудь выпить.

Лючия накрыла на стол, сбросив с него свои книги и записи. Положила плитку швейцарского шоколада, разрезала на части апельсин.

Через четверть часа, осторожно постучав в дверь, вошел Луиджи. Он поставил на стол бутылку коньяка, положил несколько кружочков сыра моцарелла и деревенскую лепешку.

— Сыр — экологически чистый, буйволиная моцарелла, — бодро сказал он, потирая руки. — Вы там, в городе, очень озабочены экологической чистотой продуктов.

— Лепешка тоже экологически чистая? — пошутила Лючия.

— Это домашняя, — гордо произнес он. — Знаешь Массимо, моего напарника? Его жена печет. Я успел забежать к ним, потому что знал, что тебе понравится.

— Какой ты милый, — благодарно произнесла Лючия, но в ее глазах затаилась глубокая грусть.

Луиджи, горец, родившийся и всю жизнь проживший в деревушке рядом с Канацеи, был хорошим, добрым человеком, готовым всегда прийти на помощь, особенно Лючии, которая ему давно нравилась. Но их отношения всегда были только дружескими. Когда он приезжал в Рим, Лючия показывала ему красоты Вечного города, помогала разобраться с делами, которые привели его в столицу.

— Давай выпьем, — сказал он, разливая коньяк в маленькие рюмки, предусмотрительно захваченные с собой. — И ты расскажешь обо всем.

Луиджи внимательно посмотрел на нее, и Лючия поняла, что он о чем-то догадывается. Морис называл коньяк анестезирующим средством, поэтому Лючия выпила пару рюмок.

— Очень хорошая моцарелла, — похвалила Лючия, а лепешка… — от восхищения она закатила глаза, — давно не ела такой!

— Переезжай к нам в горы, — пошутил он, — будешь постоянно так питаться.

— Надо подумать, — засмеялась Лючия, но улыбка быстро сошла с ее лица.

На некоторое время воцарилось молчание, которое прервал Луиджи.

— Я, пожалуй, догадываюсь, — начал он, искоса поглядывая на нее. — Я видел тебя на горе с эти парнем, блондином, мужем погибшей… Вы были счастливы…

Лючия опустила глаза и кивнула.

— Курортный роман? — спросил Луиджи.

— Если бы, — горько ответила Лючия. — Мы полюбили друг друга и собрались жить вместе.

— Постой, — перебил он ее, — но ведь ты замужем…

— А ты фанатичный католик и противник разводов? — запальчиво бросила она.

— Нет, конечно, — вздохнул он. — Хотя в наших краях нравы более суровые, чем в больших городах. Я тоже головой понимаю, что противиться разводам — средневековье, но внутри…