Александра Джонс - Любовный контракт

— Тогда, Оливия, тебе придется поискать работу редактора где-нибудь еще. «Лэмпхауз» продан со всеми потрохами, независимо от того, займешь ты место в Совете или нет.

Она не ждала снисхождения. Когда он вне себя, ничто не могло удержать его. В этом была причина и прошлых успехов, и нынешнего падения. Ее отец был слишком нестандартным, слишком «упертым» человеком. Он и в лучшие времена выделялся гордостью и упрямством, а в худшие… Об этом лучше спросить ее мать!

— Тебе решать, па, — сказала Оливия. — Я выхожу из игры. Что ты скажешь остальным служащим в понедельник — твое дело, меня там не будет. Мне кажется, ты делаешь большую ошибку. Мы как-нибудь пройдем сквозь это, без американских, канадских или даже австралийских долларов. Мы, слава Богу, британцы и находимся здесь подольше, чем любые из них.

— Мы не продержимся, вот в чем дело! Этот бизнес давно стал многонациональным, так что давай думать в нужном направлении. Ты моя козырная карта, Оливия, мое единственное дитя и наследница «Лэмпхауза». С тобой он имеет шанс выжить и войти в следующее тысячелетие; без тебя это еще одна бывшая издательская компания, ждущая конца.

Она остановилась на пороге комнаты Бэрди.

— Отец, это шантаж!

— Возможно, но у меня нет другого выбора. «Лэмпхауз» прижат к стенке. Я надеялся, что нынче вечером ты нас вытащишь из этой ямы с развевающимися знаменами.

— Этим вечером?

— Сегодня презентация великой книги издательства «Маккензи», творения Фэй Ратленд, ты позабыла?

Да, она нарочно позабыла — у нее не было никакого желания принимать приглашение.

— Я же сказала, меня в расчет не брать. Я и в лучшие времена терпеть не могла рекламных трюков, а Фэй Ратленд, королева порно, вообще не писательница. Маккензи используют ее имя, чтобы раскрутить продажи, а ей достается куча баксов за силиконовые имплантанты.

— Ты сделаешь эту единственную вещь для «Лэмпхауза», чтобы на нас смотрели как на фирму, все еще шагающую в ногу с жизнью, а не как на погибающих?

Оливия думала ровно три секунды — она была одной из тех, кто отверг роман Фэй Ратленд «Манхэттен Мицци», написанный «негром», как слишком грязный, слишком непристойный и для «Лэмпхауза» — совершенно непечатный.

— Нет, па, ты пойдешь туда один, или возьми Дейвину, чтобы размахивать флагом перед семнадцатью с половиной миллионами Маккензи. В конце концов, ты ее сделал главным редактором — а ведь она тебе даже не дочь! — И Оливия покинула отцовский кабинет.

Есть вещи, которые принципиальная женщина не может делать. Например, лизать грязные ботинки коварного соблазнителя, в гневе думала Оливия, добираясь на метро домой, в Фулхэм. Она порылась в сумочке, ища ключ от двери, и в это время внутри зазвонил телефон. Звонить могли и ей, и Аманде, девушке, с которой она делила жилье, хотя за каждой сохранялась отдельная квартира.

Аманда работала фотомоделью в ТВ-рекламе: крем-пудра, йогурт, рыбные палочки и сухие смеси — везде она блистала. Сейчас для нее наступила эпоха молодых мам — просто потому, что она уже перевалила за двадцать шесть и набрала несколько лишних килограммов. Аманда была суперзвездой с детства, выиграв конкурс «Мисс Совершенное Мыло» в возрасте трех лет. Она надеялась вскарабкаться по рекламной лестнице к высотам бытия, лишь бы не проходить всю жизнь в домашних хозяйках, о чем исповедовалась Оливии над бутылкой вина, когда обе чувствовали себя неважно, но ее надежды быстро таяли. Это было похоже на жевательную резинку — так она говорила Оливии: чем больше надуваешь пузырь, тем громче он лопается. Когда все это минуешь, тебе предлагают всякие телесные штучки, от исправления формы губ до подтяжки грудей, а ты к этому не готова. Что видите — то имеете, сказала она своему агенту. Оливия в общем-то сочувствовала Аманде — красное вино скрепляло их дружбу, но не вполне цементировало ее. Они с Амандой всего лишь делили жилплощадь, но не вмешивались в личные дела друг друга.

Затянутая с ног до головы в сверкающую черную синтетику, Аманда протопала вниз в своих тяжелых сапогах до колен.

— Привет, Оливия! Я еще не напилась, чтобы петь под дождем! — она отхлебнула добрый глоток. — Но я бы хотела! На завтрак, конечно, хлопья, которые у тебя вязнут в зубах, как и у меня. Твой телефон бесконечно звонит. Я подумываю подарить тебе на Рождество автоответчик, — язвительно добавила она.

— Сожалею, — мрачно пробормотала Оливия, — должно быть, очень утомительно разбираться, кто и когда звонил.