Дарья Волкова - С тобой и без тебя. И снова с тобой.

Вера задумчиво отщипывает кусочек круассана, запивает кофе. И то, и другое божественно вкусно. Невероятно красивый и сексуальный мужчина приносит ей свежую выпечку и варит обалденно вкусный кофе. Сказка просто. Да, бойтесь своих желаний, они осуществляются. Намечтала она вчера, однако. Если бы это было на самом деле так, как выглядело… Опять наползли воспоминания о начале их, так сказать, знакомства.

— Слушай, — прерывает ее размышления Стас, — а почему он тебя хомяком называет? У тебя даже по моим строгим и завышенным требованиям с фигурой полный порядок. Все на месте. Ничего лишнего. На хомяка не тянешь.

— Это моя… — тут до Веры доходит, что ей только что отвалили комплимент. Да еще какой! — фамилия, — смущенно заканчивает она.

— Твоя фамилия — Хомяк? — недоверчиво переспрашивает Стас.

— Да! — заносчиво отвечает Вера.

— А чем ты занимаешься? Каким деятелям полагаются такие импозантные агенты и звучные фамилии? — веселится Стас.

— Литературным, — огрызается Вера.

— Вера Хомяк, — протягивает он. — Ве-ра Хо-мяк. Нет, никогда не слышал.

— Кто бы сомневался, — фыркает Вера. — Я тоже про тебя ничего не слышала. А ты, значит, известный фотограф?

Он прихлебывает кофе и скромно пожимает плечами. Да, дескать, что уж тут поделаешь.

— И где можно взглянуть на твои работы?

— Да в любом журнале.

— Ага, — Вера поднимается с места, выходит из кухни. Возвращается с кипой журналов, кладет нас стол, — Покажи, пожалуйста. Мне любопытно взглянуть.

Стас берет несколько журналов. «Юность», «Новое время», «Дружба народов».

— А нормальных журналов у тебя нет? — Стас недовольно морщится.

— Это каких же? — недоумевает Вера.

— «Maxim», «Playboy», «XXL», «Медведь». Да хотя бы «Cosmipolitan».

Вера анализирует приведенный список. Да неужели… Губы сами собой растягиваются в ехидную улыбку.

— Значит, голых телочек снимаешь?

Стас бросает на нее косой взгляд. Формулировка его удивляет, да. Но не задевает. Он улыбается, и от его улыбки становится хорошо и нехорошо одновременно.

— И голых. И полуодетых. И совсем одетых. Разных снимаю… телочек.

Ой, зачем она это сказала. От его слов и взгляда все внутри скручивается в тугой узел. Н-е-е-е-т, это все водка вчерашняя виновата.

— Слушай, я передумал. Готов тебе помочь с фотосессией. По-соседски. В знак примирения и искупления.

— Э-э-м… — блин, ну где ее обычный «фонтан красноречия»?

— Не волнуйся, никакой обнаженки, — Стас делает стремительное неуловимое движение, и Верины очки остаются у него в руке.

Лицо Стаса оказывается неожиданно близко, его пальцы твердо охватывают Верин подбородок. Он медленно поворачивает ее лицо в стороны. Вера млеет, плавится, растекается лужицей по стулу. Вот они, рядом, эти восхитительные губы. А глазищи все-таки темно-синие. «Поцелуй меня!», — кричит все внутри.

— У тебя хорошее лицо, — как ни в чем не бывало Стас отстраняется. Протягивает ей очки. — Камера такие любит.

Вера надевает очки и встает со стула. Отходит к окну. Внутри все противно дрожит, так же, как и руки. Как унизительно стыдно. Лишь бы он не заметил.

— Ты, наверное, не обратил внимания. Матвею нужны фотографии, раскрывающие мой внутренний мир.

— Думаю, я справлюсь, — Стас допивает кофе и ставит чашку на стол. Смотрит на Веру. — Уверен, у меня получится. Раскрыть… твой… внутренний… мир.

Ах ты, скотина! Верины щеки начинают гореть. А внутренний мир… становится горячим, сжимается и пульсирует. Только не молчать, не молчать, не молчать! Удивительно, но голос ее слушается. Даже усмехнуться получается.

— Для этого надо познакомиться хотя бы с некоторыми из моих работ, — Вера тыкает пальчиком в журналы. — Ты точно умеешь читать?

Стас улыбается. Как будто точно знает, чего она так на него взъелась. Демонстративно вздыхает.

— Как тяжело общаться с литераторами. Каждым словом норовите обидеть человека.

— Ну, мы хотя бы только словами ограничиваемся…

Вот тут Стас впервые становится совершенно серьезным. Взгляд у него напряженный.

— Я тебя вчера пальцем не тронул, если ты на это намекаешь. Я помню.

— О, меня-то, конечно, нет. А вот со своей двери я твою сперму полночи отскребала.

И тут происходит неожиданное. Да попросту невозможное. Немыслимое. Стас Соловьев, который сделал за свою профессиональную карьеру тысячи снимков «ню»… Стас Соловьев, сам на заре туманной юности бывший моделью, и в этом качестве также имевший на своем счету не один снимок с обнаженной натурой. Стас Соловьев, для которого раздеться догола перед каким угодно количеством публики было все равно, что для большинства сказать «Привет»… Этот самый Стас Соловьев смущается. Более того, он краснеет.