Ни записки на холодильнике. Ни письма в почтовом ящике. На ее автоответчике было лишь одно сообщение, но и то не от него. На его автоответчике их было пятнадцать. Стоит ли ей их прослушать? А вдруг она услышит какой-нибудь хихикающий женский голос? Вдруг она узнает об измене? Эйми распустила черный локон, который она намотала на палец, и нажала кнопку.
Бип. Сообщение о том, что одна работа отменяется. Другая переносится. «Проверь газеты. Там хвалебная статья о твоей последней выставке на Филиппинах». «Можешь ли ты в следующем месяце вернуться в Токио? Оплата — пять штук в неделю». «Твой объектив отремонтировали. Приезжай за ним». «Сегодня вечером не приеду домой, дорогая. Я работаю допоздна».
— Идиот, — сказала Эйми громко, — ты оставил сообщение для меня на своем автоответчике, придурок. Как я должна была его услышать?
И все же услышала. Может быть, он не особенно беспокоился о том, как предупредить ее, потому что знал: она обязательно исследует все возможные варианты, пока не найдет объяснение его отсутствию. Отсутствиям.
Эйми убрала упавшую на глаза прядь и задумчиво выглянула в окно, обхватив себя руками. Машинально она сжала свои груди, из-за беременности разбухшие до пятого размера. Сейчас уже рос не только живот. Волосы тоже начали расти неистово и лезли ей, в глаза спустя всего несколько недель после того, как она остригала их. А теперь еще и грудь. Эйми обрадовалась, когда ее бюстгальтер первого размера стал ей мал. Она была худой и плоскогрудой почти всю свою жизнь. Было здорово иметь грудь второго размера. Потом однажды утром на работе ей показалось, что у нее начался приступ астмы. Она сидела за своим столом, просматривая адвокатский контракт, когда вдруг поняла, что не может дышать. Будто ее грудь перетянули резинкой, которая душила ее. Эйми испугалась за жизнь ребенка и поспешила к доктору.
Водитель такси не на шутку перепугался, когда женщина через перегородку выдохнула: «В неотложку», и поехал так быстро, как мог. Медсестра быстро доставила ее в кабинет для обследований. Эйми сняла блузку, и врач сразу заметил глубокие следы от бюстгальтера на спине и плечах. Как только он разрезал ножницами ее белье, Эйми сделала глубокий вдох, чувствуя, как легкие до отказа наполнились воздухом впервые за этот день.
— Вы сегодня ели соленую пищу? — спросил врач.
— Копченую говядину, — с трудом выдохнула Эйми.
— Из-за этого вы отекаете. Везде.
Эйми посмотрела на разорванное кружевное белье, которое держала в руках.
— Первый ребенок?
— Да.
Но не первая беременность. У нее был выкидыш. И аборт. Аборты. «Не сейчас, не сейчас, — говорил он. — Мне нужно три, нет, четыре, нет, пять лет, и тогда я буду готов». И она была согласна с ним, хотя периодически пропускала прием таблеток. А потом она паниковала, потому что он паниковал, и соглашалась с тем, что ребенок сейчас им только помешает. Спустя семь лет она поняла, что больше не желает мучить себя и свое тело.
— Я перестаю пить таблетки, — заявила она ему, а потом повторила снова, чтобы он точно услышал. Он сказал «о'кей», и больше они это не обсуждали.
Он думал, что после того, как она годами принимала гормональные препараты, ей понадобится как минимум пара месяцев, чтобы забеременеть. Она думала, что скорее четыре. Они оба ошиблись. Тело Эйми было готово за две недели. Первые три месяца беременности ее месячные начинались как по часам. Потом прошел еще месяц, в течение которого Эйми надеялась, что первая задержка была вызвана стрессом. После трех положительных тестов на беременность ей нужно было время, чтобы найти в себе мужество сообщить ему. Когда наконец сообщила, он передумал, поэтому и она передумала, но доктор был непоколебим и категорически отказывался делать аборт женщине, в животе которой находился пятимесячный плод.
Эйми обрадовалась, а он рассердился.
— Наши карьеры! — кричал он на нее. — Как это скажется на наших карьерах?
Но прошло уже много времени с тех пор, как у Эйми была карьера. У нее была работа и дорогостоящее хобби. Она чувствовала себя сорокалетней женщиной, которой не хватало силы воли пожертвовать шансом стать матерью ради эфемерной карьеры фотографа.
Когда она объявила ему о своем решении, он не выдержал и разрыдался. Сначала Эйми почувствовала грусть и вину, которые сменились холодным отвращением, когда рыдания стали слишком сильными, слишком наигранными, слишком манипулирующими.
— Что ты натворила! — кричал он, проливая крокодиловы слезы. Они струились по его лицу, пока он, драматично прислонившись головой к дверному косяку их спальни, смотрел, как она собирает вещи.
Читать дальше