Пат Бут - Майами

— Что ты собираешься делать, Лайза? — спросила Криста. Хотя уже знала. Но хотела услышать это.

— Собираюсь вернуться в «Эль» и работать на Джонни, — сообщила Лайза. — И мне наплевать, что предстоит вытерпеть, лишь бы он взял меня.

— Я никогда еще не была в твоем новом жилище, Джонни. — Лайза намеренно не употребила слово «дом». Домом его не назовешь. Корзина огромных размеров, берлога холостяка в духе «Пентхауза» и «Плейбоя», и людей, употребляющих слово «дом», сюда просто не допустили бы. А сейчас Лайзе Родригес требовалось, чтобы ее сюда пустили.

Джонни глядел на нее через комнату, наливая шампанское в узкий бокал.

— Ты выглядишь еще красивей, чем когда-либо, Лайза, — сказал он. — Без шуток. Я серьезно.

— Я чувствую себя о'кей. — Она засмеялась и сделала пируэт. Начало хорошее. Когда она ему позвонила, он был недоверчив, как змея к мангусте, но и интерес его разбирал тоже. Адский интерес.

— Я хочу вернуться, — без обиняков сказала она. — Мне не следовало уходить, и я прошу прощения и хочу, чтобы ты дал мне еще один шанс.

По телефону он не стал много говорить. Она почувствовала подозрительность, исходившую от трубки. В конце концов он ведь посылал Мону в агентство Кристы. Могла Криста сделать обратный комплимент?

— Что ж, обсудить никогда не грех, — протянул он. И они договорились о встрече. В семь вечера. В его квартире. Особняк из бурого камня на 63-й и Мэдисон, как раз напротив отеля «Лоуэлл».

— Так почему такая перемена в настроении? — поинтересовался Джонни с осторожной улыбкой.

— Могу я быть абсолютно честной?

— А у тебя есть выбор?

— Расчет.

— А, — ответил Джонни. — Теперь ты говоришь на понятном мне языке.

— Это наш общий язык.

— Пожалуй. Пожалуй. — Он налил вина, подозрительный как черт.

— Мери Уитни ликвидировала всю кампанию «Майами». Она собирается топить Кристу. Своими деньгами, судами и клеветой. Самое лучшее, что остается Кристе, это выйти замуж за своего укрощенного писателя и исчезнуть. Я такого исхода не хочу. Мне нужно больше.

— Я слышал про какие-то неприятности у Кристы в Майами.

— Она уверена, что это ты все устроил.

— Да что ты. Я не имею к этому отношения. Доказательств нет. И если она только попробует заикнуться, что я как-то к этому причастен, то получит еще новую порцию неприятностей.

Он говорил осторожно, словно предполагал, что Лайза принесла с собой микрофон.

— Да мне наплевать на это, — заявила Лайза. — Меня интересую лишь я сама.

— А что там с каким-то мальчишкой?

— Он очень милый. Но когда вопрос встает ребром, меня больше никто не интересует, кроме меня самой. Такой я была всегда, Джонни. Вероятно, тебе это известно.

Он преподнес ей бокал. Лицо его смягчилось. Они были похожи. Всегда. С того самого давнего времени, когда она была такой юной и такой алчной, и он так наслаждался ею.

— Но, Лайза, ты восстала против меня. Против Джонни, который сделал тебя. Ну ладно, у тебя красота. Пока еще сохранилась. Но ведь речь идет о большем, верно? Упаковать, и продать, и заставить людей поверить. Я все это делал для тебя, а ты бросила меня и ушла к сопернице, и поставила под удар весь мой бизнес. Ты ведь знаешь, как много значит для меня бизнес. Это все, что у меня есть. Я сам — это все, что у меня есть, но я уже цитирую тебя, ведь так, моя сладкая?

— Я дорогая, Джонни. Ты ведь знаешь мне цену.

— Я знаю, сколько ты стоила , дорогая. Я написал книгу на эту тему, ты помнишь? Но произошли разные вещи. Твои родители отбыли в мир иной, так? А теперь Мери Уитни объявила войну, говорит, что с тобой невозможно работать и что из-за тебя рухнула вся кампания вокруг духов «Майами». И может статься, что она права, и что ты действительно помеха. Люди из рекламы не любят таких вещей, и фотографы… да и агенты тоже.

— Джонни… прошу тебя.

Глаза Лайзы широко распахнулись. Она не знала, как действовать дальше. Джонни не любил просительниц. Он любил победительниц.

— Однако, с другой стороны, я мог бы поговорить с Мери Уитни. Разговоры ведь по моей части, а? И, может, я уговорю ее отозвать своих собак, по крайней мере тех, что спущены на тебя. Кто знает, может, и удастся. Но разговор получится тяжелый. Мне придется работать сверхурочные, чтобы расчистить то дерьмо, в которое ты посадила сама себя. Придется восстанавливать твою репутацию. Мне придется всем врать, говорить им, что ты не такая коварная сука, которую нужно лупить, а не кормить.