Эйлин Гудж: Снова с тобой

Мэри знала, что Чарли в этом не виноват. Он сам изнемогал от усталости, потому что взялся за первую работу, какую только смог найти, – посыльного в редакции «Бернс-Лейк реджистер». Он мыл полы, выносил мусор и вздрагивал, стоило жирному старику мистеру Ньюкому повысить голос. И все это за щедрое вознаграждение – шестьдесят долларов в неделю.

Наблюдая, как Чарли медленно выпрямляется, похрустывая суставами, Мэри вдруг почувствовала себя так, будто работала бок о бок с ним. И ей захотелось, чтобы Чарли обнял ее, как прежде, когда им не мешали ни ребенок, ни ее округлившийся живот. Захотелось ощутить себя на грани, но не отчаяния, а восхитительного безумия. Как давно они не занимались любовью!

– Перед уходом я накормлю лошадей. – В его глухом голосе слышалось смирение.

– Я могла бы… – заговорила она.

– Нет, – перебил он, направляясь к двери. – Тебе хватит своих дел.

Паника Мэри стремительно нарастала, грозя задушить ее. Неужели смерть Коринны забудется, исчезнет без следа, утонет, как песчинка в бездонном озере, в которое Мэри когда-то затащили прямо в одежде?

– Постой! – в отчаянии окликнула она Чарли. – А Роберт? Он должен знать, почему Коринна… сделала это.

Приятель Коринны был еще одной из причин, по которой Мэри отдалилась от нее. По мнению Мэри, Роберт Ван Дорен был источником всевозможных неприятностей. Отличник, звезда местной футбольной команды, он был пресловутым «соседским парнем» из поговорки. Даже самые строгие отцы, в том числе и отец Коринны, доверяли ему своих дочерей. «Лига плюща» жаждала заполучить такого перспективного игрока. Но ни родители, ни тренеры университетских команд не знали, как однажды, напившись, Роберт с дружками по очереди позабавились с несчастной, недалекой, стремящейся угодить всем и каждому Марджи Риттенхаус.

Мэри как сейчас помнила его похвальбу на барбекю у Дуга Истмена на озере. Роберт сидел на носу обтекаемой новенькой «Акулы», катера Дуга, – рослый, как Чарли, но с лицом олимпийского бога и сложенный, словно молодой бизон. Он был одет в полинявшие обрезанные джинсы и имел холеный вид, свойственный мальчишкам из богатых семей, сынкам хлопотливых мамаш, казался сделанным из безупречного лоска и голубого льда. Одной рукой Роберт подносил ко рту бутылку, второй подхватывал воображаемую грудь. Коринна отправилась за новой бутылкой пива, а Роберт заново разыгрывал изнасилование Марджи – ибо это было изнасилование, – на виду у похотливо посмеивающихся слушателей.

– Видели бы вы ее лицо, когда Туми наконец отвалился от нее! – вспоминал он с издевательским смехом. Он не подозревал, что стоящая неподалеку Мэри все слышит. – Она умоляла продолжать – представляете, умоляла! Но он ответил, что коровы не по его части.

– Наверное, она просила пощады, – ухмыльнулся толстый и рыхлый Уэйд Джуитт, самый преданный из прихвостней Роберта. – Я слышал, ей здорово досталось.

Улыбка сползла с лица Роберта так же внезапно, как с озера налетел холодный ветер. С великолепной небрежностью он обернулся к Уэйду и процедил:

– Кто это тебе сказал? Знаешь, Джуитт, если бы ты не струсил и не поторопился удрать домой, ты увидел бы все своими глазами.

Таков был Роберт: только что дружелюбный – и уже через минуту холодный и отчужденный. Как лед, способный или выскользнуть и переломать кости, или доставить ни с чем не сравнимое наслаждение в жаркий день.

Мэри встряхнула головой, отгоняя воспоминания, и взглянула на Чарли.

Он стоял у двери и задумчиво хмурился, не сводя с нее глаз.

– Роберт? Ньюком звонил ему с просьбой объяснить случившееся. – Чарли с нескрываемым отвращением стиснул зубы. – И знаешь, что ответил этот подонок? «Ну и ну! Эта дрянь и вправду сыграла в ящик?»

Должно быть, Мэри от неожиданности вздрогнула, потому что Ноэль вдруг открыла глаза и немедленно разразилась плачем, которым изводила мать с пяти часов утра. Мэри тоже расплакалась. Неудержимые всхлипы вздымались откуда-то из глубины горла. Даже Чарли не смог бы утешить ее. Он растерянно стоял у двери, так глубоко засунув кулаки в карманы куртки, что Мэри видела в прореху побелевший сустав, похожий на кость, торчащую из раны.

Мэри с трудом поднялась, придерживая ладонью головку ребенка. Ноэль зашлась в крике. Шагая по комнате из угла в угол, Мэри чувствовала, как стремительно слабеет от отчаяния.

– Тише, тише, все будет хорошо, – бормотала она, ощущая, как по щекам бегут жгучие слезы.

К тому времени как муж подошел к ней и мягким жестом забрал ребенка, Мэри уже слишком устала, чтобы протестовать. Она взглянула на своих близких, и ее вдруг пронзила мысль о том, как жалко они выглядят на фоне по-спартански обставленной гостиной, напоминающей комнату ночлежки. Ноэль с раскрасневшимся сморщенным личиком размером с кулачок и черным хохолком волос, торчащим, как вопросительный знак… Чарли с выражением нежной озабоченности на лице, лице рано постаревшего мужчины… Точно так же он хмурился, помогая своей матери подняться наверх, в спальню, когда Полин бывала слишком пьяна, чтобы одолеть ступеньки самостоятельно. Походив по комнате несколько минут, Чарли остановился и приложил ладонь ко лбу малышки.