Татьяна Алюшина - Мой слишком близкий друг

– Ну, пока! – говорила и нажимала отбой.

И еще долго смотрела на темный экран, недоумевая, что с нами происходит и почему все так вышло нелепо, странно и что он меня стесняется? Я его стесняюсь? Мы стесняемся наших чувств? Да что происходит-то?!

Но ничего не менялось. Я вышла на работу, вникала в новые дела, шла уже третья неделя после нашего возвращения, а у нас с Митей все тяжелее и нелепо происходили разговоры исключительно по телефону. Бред какой-то! Он вернулся из Питера и пробыл в Москве ровно сутки, в которые мы с ним так и не увиделись. Проговорили по телефону ни о чем больше часа, единственной ценной информацией всего разговора было сообщение, что он улетает в Минск на несколько дней.

Я совсем разозлилась, наворчала на Митю, сказала, что складывается впечатление, что он меня боится и не хочет со мной встретиться! И видимо, во Франции был какой-то другой Митя, который утверждал, что меня любит, первый раз за эти недели после нашего возвращения, произнеся по телефону слово «любовь», пусть и в таком ругательном контексте, и добавила, что где-то по пути в Москву их, этих Мить, подменили.

– Не подменили, – выслушав мою обвинительную речь, помолчав, ответил он. – Я вернусь, Марта, и мы все решим.

Что мы там должны решить? Непонятно. И, кажется, он действительно просто от меня скрывается.

Так прошла еще неделя, в странных каждодневных разговорах по телефону, не окрашенных даже нашими прошлыми легкими пикировками и шуточками. А на фоне тех изменений и событий, которые происходили в моей жизни, от этой непонятности в наших отношениях мне становилось совсем плохо.

Рано утром, еще не было и семи, в домофон позвонили. Я долго не могла оторваться от своего неприятного занятия – преклоняться перед его величеством унитазом, в который меня рвало. А домофон все звонил и звонил, кое-как прополоскав рот, я проковыляла в коридор и сняла трубку домофона.

– Марта, это я, – представился пропавший господин Рубцов. – Прости, что разбудил. Пустишь?

– Входи, – скорее простонала, чем ответила я.

Открыла замок входной двери и принялась ждать, когда он поднимется по лестнице. Ждать становилось все тревожнее, ибо новый позыв к рвоте требовал срочного возвращения к белому прохладному фарфоровому другу. Но я старалась дышать поглубже, уговаривая себя не поддаваться.

– Привет, – вошел Митя в прихожую и протянул мне большой букет алых роз.

– У-у-у, – застонала я, зажала рукой рот и понеслась в туалет.

– Господи, Марта, чем ты отравилась? – спустя полминуты у меня за спиной, в проеме распахнутой туалетной двери, оказался Митя.

– Тобой, – успела ответить я в перерыве между волнами дурноты.

Эта порция откровений унитазу прошла, и я откинулась на стену, вытянула ноги на полу и попросила:

– Принеси, пожалуйста, воды, там, на кухне, стоит стакан с мятой.

Митю сдуло в одну секунду, и вскоре он вернулся со стаканом, протянул его мне и присел на корточки напротив.

– Марта, надо «Скорую» вызвать, у тебя сильное отравление, – очень серьезным, почти командным тоном сказал он.

– У меня не отравление, у меня беременность, – пояснила я ситуацию и снова рванула к унитазу, успев простонать: – Уйди!

Он ушел, но вернулся почти сразу с мокрым полотенцем, принялся вытирать мне лицо, когда я снова откинулась, опершись спиной о стену, и протянул стакан с водой, и, придерживая мою голову, дал отпить из него, я пополоскала рот, выплюнула.

– Ты сейчас что сказала? – спросил несколько растерянно Митя.

– Я сказала, что у меня будет ребенок.

– Мой? – совсем обалдел он и переспросил: – Мой ребенок?

– Митя, ты что, офонарел, а от кого у меня может быть ребенок? – разозлилась я.

Ему стало плохо, он даже побледнел, уселся на пол, вытянул ноги, хлебнул из стакана, который так и держал в руке, посмотрел изумленно на него, потом перевел взгляд на меня, отставил стакан в сторону и одним движением, я и сообразить не успела, схватил меня и перетянул к себе на ноги. И обнял и прижал к груди:

– Прости, я не то хотел сказать, – принялся что-то объяснять невразумительное он. – Вернее, не так спросить! Это от неожиданности. Конечно, от кого у тебя могут быть дети? Ни от кого в мире, только от меня! О господи, то есть у меня, у нас будет ребенок? – Он принялся целовать мое лицо, гладить меня по голове, и вдруг радостно рассмеялся. – Левка нас убьет! Господи, какое счастье!

Митя поднялся вместе со мной в руках, понес меня в комнату и резко остановился, увидев постельное белье на сложенном, не расстеленном диване.