— Да как вы вообще могли такое подумать? Да еще, что я поймала вас! — накинулась на него Кэрол, словно дикая кошка, уже не сдерживаясь. — Да ваша машина рисковала больше, чем вы! Что с того, что мои вещи не новые, что я говорю и пишу не очень правильно. Разве это означает, что у меня нет принципов! Если это вам так интересно, можете узнать, что я вообще девственница!
Он расхохотался как безумный. Не помня себя от гнева, Кэрол бросилась на него с кулаками. И тут же почувствовала, как пара крепких рук железной хваткой сжала ее запястья. В ту же секунду она оказалась крепко прижатой к его сильному телу.
— Девственница?! — воскликнул он, все еще смеясь. — Может быть, не проститутка… но определенно не девственница.
— Отпустите меня!
Секунду он смотрел в зеленые кошачьи глаза. И в это короткое мгновение внутри у нее что-то произошло. Где-то в глубине, под ложечкой возникло странное ощущение, и все тело покрылось мурашками. Стало трудно дышать, каждый мускул напрягся. Кэрол застыла в смятении, чувствуя, как от желания набухает грудь и становятся твердыми соски.
— Так что же ты делаешь сегодня вечером? — выдохнул Алвеш де Оливейра.
Потрясенная такой реакцией своего тела на близость практически незнакомого ей мужчины она молчала, словно не слыша вопроса.
— Как же вы проводите время с твоим Гарри?
— Оставьте меня в покое… Мне нехорошо, — дрожащим голосом прошептала Кэрол. И это была правда.
Он с интересом взглянул на нее, словно увидел в первый раз. Потом неожиданно нахмурился, У девушки появилось странное чувство, что он не меньше, чем она сама, сейчас расстроен своим поведением.
— Я поговорю с вашим секретарем завтра, — пробормотала Кэрол. Нервы были так напряжены, что, казалось, лопнут в любую секунду.
Он нажал кнопку. Шофер вышел и открыл дверцу машины в полнейшем молчании. Кэрол вылетела из автомобиля как пробка из бутылки и кинулась к дому. Вынув дрожащими руками из сумочки ключи, она с трудом попала в замочную скважину. Когда же, в конце концов, удалось открыть дверь, она бросилась под спасительную крышу темного дома и с треском захлопнула дверь. Только сейчас, когда между ними наконец появилась преграда, она почувствовала себя в безопасности. Раздался шум отъезжающего лимузина.
Кэрол испытала настоящий шок. Такого никогда не было ни с одним мужчиной. Ясно, что в эту ночь она стала пленницей самого сильного человеческого чувства — сексуального влечения. Но она могла гордиться собой — здравый смысл победил. Хотя она и бежала с поля боя, словно заяц.
В кромешной темноте, то и дело спотыкаясь о кучи старых книг и газет, тут и там сложенных на ступеньках лестницы, Кэрол наконец добралась до второго этажа, где находилась «студия». Все еще дрожа как осиновый лист, она зажгла свечу у изголовья кровати и присела, чтобы отдышаться. В эту минуту хотелось только одного — больше никогда не видеть этого человека! Впрочем, нет необходимости волноваться. Вряд ли это может когда-нибудь произойти, уговаривала она себя. Но все равно продолжала дрожать.
«Я следую своим чувствам. Они никогда не обманут», — однажды сказала Ребекка, считавшая, что не надо обращать внимание на окружающих и думать о прошлом. Ее мать в отношениях с мужчинами была похожа на пилота-камикадзе. Каждый более или менее подходящий мужчина в радиусе ста миль непременно попадал в поле ее зрения и был вынужден остановиться около нее на денек-другой. А лишь затем отправлялся дальше своей дорогой. Но Ребекка продолжала, хотя и безуспешно, убеждать себя и свою дочь, что уж следующий непременно будет особенным, не таким, как все предыдущие. И никто не имел ни малейшего понятия о том, как сильно страдала Кэрол от такого отношения мужчин к матери.
Когда Кэрол спустилась вниз на следующее утро, Гарри в своих видавших виды домашних тапочках был уже на кухне, такой же древней, как и весь дом. Пришел счет за газ. Вынув бумагу из почтового ящика, он рассматривал ее с уже знакомым Кэрол выражением лица. Такое лицо он делал всякий раз, когда получал какие-нибудь счета. За этим обычно следовали вопросы о том, как часто она пользовалась плитой или электрическим чайником. Единственной целью в жизни Гарри было сэкономить как можно больше денег.
Но это был его единственный недостаток. Он любил повторять, что у каждого человека есть пунктик. И этот пунктик становится все более заметным с годами. Однако за грубыми, иногда неприятными манерами скрывалась доброта. У Гарри была куча процветающих родственников, которые с нетерпением ждали его смерти, чтобы поскорее продать дом и поделить полученные деньги. Никто из них не навещал его с тех пор, как они попытались уговорить Гарри жить в доме для престарелых, а он в ответ пригрозил, что оставит их без наследства.
Читать дальше