Джоанна Лэнгтон - Я все нашел...

Дворецкий сервировал стол приборами из тончайшего фарфора и хрусталя, а также установил в центре великолепный серебряный канделябр. Бедный Селден, мелькнула у Одри мысль, если бы он только знал, сколь неуместна в данном случае вся эта романтическая мишура!

На пороге столовой к ней присоединился Филипп. Одри обернулась. Высокий, смуглый и красивый, он вновь заставил ее с болью ощутить, что она женщина.

— Думаешь, тебе не помешают свечи, пока мы будем ужинать? — с улыбкой спросил Филипп.

Вспомнив свои капризы в ресторане, Одри покраснела.

— Я ужасно вела себя тогда. Я только что узнала о своей беременности, и на меня что-то нашло…

Филипп удивленно посмотрел на нее.

— Ты уже тогда знала о ребенке? Одри утвердительно кивнула.

— Не удивительно, что ты расстроилась, — заявил Филипп, выдвигая ей стул.

Селден подал еду — великолепную, но, хотя Одри и проголодалась, она не замечала, что ест. В гостиной, куда они перешли пить кофе, все ее страхи вновь вернулись.

— Не могли бы мы закончить начатый разговор? — с беспокойством поднявшись с места, спросила Одри и начала расхаживать по комнате. — Я не понимаю, как ты можешь беседовать на отвлеченные темы, когда такое происходит!

— Ответ на твой упрек очевиден, и, если говорить обо мне, в происходящем я ничего страшного не вижу. Я хочу этого ребенка, — спокойно сказал Филипп.

Одри же это вовсе не казалось очевидным.

— Но это была случайность…

— Нет, и никогда больше так не говори. — Гримаса исказила губы Филиппа, и он направился, чтобы придать устойчивое положение торшеру, опасно накренившемуся после того, как Одри задела его. — Дети, вырастая, не хотят знать, что своим рождением обязаны допущенной родителями оплошности. Уж поверь, мне это известно не понаслышке.

Одри покраснела и, натолкнувшись на стул, пошла в другую сторону.

— Я понимаю, но…

— Не верю, что ты хочешь прервать беременность.

— Я не хочу, — попыталась защищаться Одри, — но я думала, что этого хочешь ты.

— У меня и в мыслях подобного нет. Мой отец пытался отказать мне в праве быть рожденным, — криво усмехнувшись, сказал Филипп. — Со своим ребенком я бы не смог так поступить. Я не только хочу нашего ребенка, но и намерен с самого начала быть ему настоящим отцом.

Услышав это многообещающее заявление, Одри почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она и не надеялась, что Филипп захочет взять на себя подобные обязательства.

— Это окажется трудной задачей, когда мы расстанемся… я хочу сказать, разведемся, — заметила она и, натолкнувшись на новую преграду, остановилась.

Филипп убрал преградившую ей путь жардиньерку.

— Боюсь, что в данном случае от тебя потребуется большое мужество и самопожертвование, моя дорогая. — Он внимательно смотрел на Одри в ожидании ответа.

— Я не понимаю… Филипп развел руками.

— Пришло время попрощаться с Келвином.

— Попрощаться с Келвином? — Одри изумленно подумала, что разговоры о бедном Келвине постоянно возникают в самый неподходящий момент.

— Если мы оба желаем нашему ребенку добра, то сейчас нельзя и помышлять о разводе, — твердо сказал Филипп, наблюдая, как она кружит по центру комнаты.

Опешив от этого заявления и плохо соображая, что происходит, Одри начала хватать ртом воздух.

— Итак, мы остаемся вместе, но Келвин исчезает из нашей жизни, — сурово продолжал Филипп. — Тебе придется с этим смириться.

— Келвин мне только друг…

Келвин превратился для него в навязчивую идею, догадалась Одри, удивлялась, что не замечала этого раньше. Неужели Филипп ревнует? Ревнует к Келвину? Эта мысль показалась ей настолько нелепой, что Одри тут же прямо спросила Филиппа об этом.

— Черт побери, не смеши меня! — фыркнул он.

Румянец вспыхнул на щеках Одри, и она не сочла нужным сказать, что давно уже поняла: Келвин вряд ли когда-нибудь превратится для нее в нечто большее, чем просто друг.

— Извини. Я просто…

Она угрюмо побрела к столу, но Филипп положил руки на ее хрупкие плечи и заставил сесть на диван.

— У меня от твоего хождения кружится голова. Посиди минуту спокойно, — попросил он. — Вот что я хочу сказать: в этом браке есть место только для двоих. Для тебя и для меня.

— А как же Стелла? — прошептала Одри.

Его лицо стало суровым.

— Я способен мириться с ее присутствием в небольших количествах и буду весьма признателен, если тебе удастся растолковать твоей сестре, что, имея на теле больше одежды, она будет меньше походить на дешевую шлюху.