Елена Лобанова - По обе стороны любви

Незаметно Вероника входила во вкус.

— Вею, вею, завеваю… Снегом землю заметаю… — бормотала она нараспев, воображая себя старушкой вьюгой, и старенькая машинка пристукивала клавишами в такт. — Хлопья роем закружу и в сугробы уложу…

Стихи в ее сценариях порой своевольно вторгались в прозу, и это не казалось странным ни ей самой, ни героям, ни актерам.

Однако консервативное школьное жюри не склонно было восхищаться драматургическими новациями. Оно только головами качало, наблюдая на сцене выход Деда Мороза в сопровождении черепашек нинзя и выслушивая многословные диалоги полудюжины Снежных королев с привидением Каспером. Хотя кто знает? — возможно, если бы самодеятельные актеры как следует выучили свои роли и перестали бы ругаться на репетициях… а если бы в придачу к тому школьная сцена чудом выросла до размеров настоящей театральной…

Но пока что призы регулярно доставались другим классам. Вероникины же питомцы покидали зал с чувством глубокого неудовлетворения, укоряя сценариста: «Вот говорил же — надо было выйти с пистолетом!» или «Подумаешь, могла бы одна Снежная королева быть и в черном!» Помимо упреков, на Вероникину долю оставались в лучшем случае сочувственно-недоумевающие взгляды коллег.

Теперь, разом вспомнив все это, она от души вскричала в ответ подруге:

— Да у меня эти сценарии, если хочешь знать, уже в печенке, в селезенке и в мочевом пузыре!

Пожалуй, она разразилась бы полновесным драматическим монологом, если бы не закончилась большая перемена.

Однако как раз в этот момент затрещал звонок.

…Одиннадцатый «Б» собирался на урок, как обычно, без суеты.

Через несколько минут, когда наиболее активная его часть, зевая, расселась по местам и лениво выложила на столы учебники, кое-кто лишь показался в конце коридора. С чувством собственного достоинства, неторопливой пружинистой походкой направлялись в сторону классной двери спортсмен Приходько и второгодник Московкин; с другого конца коридора показались Стрелкова и Масина, которые, в свою очередь, приближались со скоростью, максимально доступной в длинных юбках-карандашах из ткани стрейч и на каблуках высотой одиннадцать сантиметров.

Вероника, однако, была твердо намерена выпустить этот класс, не подорвав окончательно нервную систему. Поэтому, устав стоять у двери в позе швейцара, она просто отошла к столу, села и вяло поинтересовалась:

— Ну и сколько еще будем опаздывать? Где на этот раз были?

— Вам рассказать — не поверите, Вероника Захаровна! — оживился Приходько, с актерским простодушием вытаращив глаза.

— Садитесь, садитесь, — поторопила Вероника, предвидя театральный экспромт на десять минут.

— Нет, правда! — с жаром подхватил Московкин, школьный секс-символ, и потряс челкой, выстриженной перьями. — Представьте себе, Вероника Захаровна: идем мы с Серегой сейчас по двору…

— А во дворе что делали — курили? — уточнила Вероника довольно, впрочем, равнодушно.

— Идем и видим: старушка с палочкой за забором, — не отвлекаясь и возвышая голос, продолжал Московкин. — И говорит…

— …«Переведите, деточки, через дорогу!» Точно?

Деточки дружно потупились.

— Ну-у… типа того…

— Надо же! Хоть бы новенькое что придумали с шестого класса! — от души возмутилась она. — Садитесь уж… Что еще такое?

Последний вопрос относился к Стрелковой, остановившейся у стола и глядевшей моляще из-под густосиних ресниц.

— Фероника Сахарофна, — прошелестела та, — у нас сфета не пыло фечером… Я не успела… — И преданно захлопала глазами.

С ресниц ее посыпались синие крошки.

— Ладно уж… но чтобы в следующий раз… — скороговоркой отмахнулась Вероника и со вздохом открыла журнал.

С грустью посмотрела в него и перевела взгляд на учеников.

Те вдруг разом занялись делами: кто-то принялся прилежно заполнять дневник, кто-то — с деловым видом рыться в папке, а кто-то — внимательнейше рассматривать свеженаращенные ногти длиной четыре сантиметра или ловко тыкать этими ногтями в кнопочки сотового телефона.

Вероника не спеша вписала в положенную строчку журнала тему урока и объявила:

— Значит, сегодня у нас анализ стихотворения.

Потом еще раз вздохнула и добавила с ноткой надежды:

— По выбору учащихся!

И оглядела класс.

В лицах отразились сдержанное раздражение и легкое замешательство — не доходящее, впрочем, до страха. Лишь Московкин поднял глаза и лучезарно улыбнулся со своей второй парты, демонстрируя то ли полную готовность к анализу стихотворения, то ли убежденность в своей неотразимости.