Елена Лобанова - По обе стороны любви

И что же, что осталось от всего этого?

И куда же оно делось?

Тети Жени давно нет — она ушла тихо, деликатно, как и все всегда делала в жизни. И теперь кажется — не досказала ей чего-то самого-самого главного… Хотя скорее всего это как раз она, Вероника, ее не дослушала. Потому что как раз тогда все завертелось, засверкало фейерверком: свадьба, новая жизнь, взрослость, потом ребенок, новое жилье, опять новые заботы и радости, и она все ждала в упоении чего-то нового, небывалого… А в квартирке тети Жени было всегда так тихо, мерно тикали на стене часы, и знакомые с детства вещи — зеленый вышитый коврик с ланями над кроватью, пластмассовый стаканчик с карандашами на столе, семейство слоников на комоде — будто дремали на своих местах.

И вот уже настал ее черед покупать дочерям счастливые платья. Потому что у нее нет сестры Жени…

Но кто же поведет их через горы к морю, если не найдется теперь и второй Марины Николаевны?

Кто не побоится отпустить их в свободное плавание?

Неужто придется на это отважиться ей самой, Веронике?

Да ведь она сама не плавала сто лет. Не плавала, не танцевала и даже, кажется, не смеялась… Точно, сто лет она не хохотала до слез!

А еще она старается теперь пореже смотреть в зеркало: тридцать шесть лет, а дают сорок — морщины и живот; да и лицо, даже дети говорят, не слишком чтобы… ну, не светится умом, как пишут в книгах… И на работе ни в грош не ставят — ну и правильно, поделом, вечно она опаздывает, на уроках дисциплины никакой, не умеет толком даже прикрикнуть на учеников, не то что на родных детей… а муж и не замечает даже, когда на ней новая блузка.

Хорош портрет донны Вероники!

Смешно: вся-то разница в ударении — у той дамы с картины, конечно, на «о» — ну и плюс-минус несколько веков.

И где же после этого, спрашивается, справедливость?!

А все-таки забавно: впервые за всю свою жизнь Вероника встретила тезку в музее, на картине неизвестного художника!

И кстати говоря, по взгляду этой тезки было похоже, что и ей любопытно взглянуть на ту, которая спустя века носила ее имя.

Вот интересно бы теперь узнать ее впечатление…

Тут Вероника опять поежилась.

Флорентийка — та, конечно, помоложе. Лет на десять как минимум. И прямо скажем, красотка — с таких только портреты и писать! Глаза с огоньком, брови дугой, ресницы веером…

А может, просто она счастливее? Счастливые некрасивыми никогда не бывают. У них кожа по-особому светится. Есть, есть такие, Вероника встречала! Таким в любом веке уютно.

Между прочим, интересно бы взглянуть на супруга этой самой донны! У таких ведь не мужья, а вот именно супруги. Собой, вполне возможно, не красавец и даже не первой юности мужчина, но — синьор! Какой-нибудь Пьетро или Паоло с суровым взором, почетный флорентийский гражданин. Из тех, которых узнают в любой толпе. Идет по улице — встречные кланяются, с почтением поглядывают искоса на его двухэтажное палаццо с балконом по всему периметру. А у синьоры супруги — бархатные платья, жемчужная сетка в прическе и свободного времени вагон. Гуляй себе по Флоренции, любуйся средневековой архитектурой и прочими шедеврами… Ни тебе уроков, ни педсоветов… Или же шедевры — это было не в Средние века, а, наоборот, в разгар Возрождения? Хотя Возрождение в Италии вроде началось раньше… а в Европе… или наоборот?

Завистливо вздыхая, она машинально вывела столбиком «Вероника», «Пьетро» и «Флоренция» и, заключив все в овальную рамку, украсила затейливыми завитушками.

И как обычно, только после этого спохватилась, что испортила поурочный план.

Но вдруг оказалось, что именно на этом самом плане и было положено начало истории жизни донны Вероники, рожденной в счастливые времена процветания достославной Флоренции!

— Слушай, Свет, вы по программе проходите хоть что-нибудь из средневековой архитектуры? Желательно итальянской. Ну там какие-нибудь воспоминания современников… я не знаю… или древние рисунки, или фотографии?

Светлана кинула на Веронику зоркий взгляд из-под челки, косо прикрывавшей правый глаз. Вероника не постигала, как можно было терпеть подобную прическу. У нее самой от такой челки давно началась бы крапивница.

— Новая идея? — осведомилась Светлана.

Лучшая Вероникина подруга была преподавателем истории по специальности и психологом по призванию. По крайней мере в Вероникиной душе она читала как в открытой книге. И, как настоящий психолог, имела свой собственный взгляд на каждую жизненную ситуацию.