Ольга Егорова: Розовая пантера

Нужно было искать работу. Алексей не особенно утруждал себя поисками — спустя несколько недель, прошедших после возвращения домой, он просто позвонил по первому попавшемуся на глаза номеру телефона в охранную фирму, где требовались мужчины — военнослужащие, уволенные в запас. Позвонил и вскоре оказался в этом самом школьном вестибюле в роли «тети Маши», заняв ее привычное место, которое раньше, в более спокойное время, когда террористические акты случались гораздо реже, совсем не считалось местом для настоящего мужчины. Черт бы побрал эти новые времена…

Он не собирался слишком долго здесь задерживаться, рассматривая свое пребывание в столь унылой должности всего лишь временным островком на пути, который ему еще предстояло проделать. Наверное — едва ли стоит в этом сомневаться! — в жизни его все-таки ждет нечто более интересное и значительное. И это чертово стекло он проломит — как и полагается настоящему мужчине. Дай только время…

Алексей посмотрел на часы: время подходило к одиннадцати, а это значило, что до конца смены остается ни много ни мало пять часов. Еще пять часов ему предстоит беспрестанно таращиться на эти капли — даст Бог, дождь, может быть, кончится, а вместе с ним и его мучения, возникшие, казалось бы, на пустом месте. Обычный день, просто дождливый, почему-то выворачивал душу наизнанку, нагонял такую хандру, от которой, как в худшие армейские дни, в петлю хотелось лезть…

Он с усилием заставил себя наконец отвести взгляд от окна, даже голову повернул, чтобы уж наверняка больше не дать ни малейшего шанса хандре, источник существования которой находился именно там, в этом серо-мутном прямоугольнике. Отвернулся и принялся смотреть на лестницу, которая расстилалась перед ним и вела на второй этаж здания школы. Широкая, красивая лестница с мраморными ступенями, поблескивающими, отражая свет ламп дневного освещения.

На лестнице, на самой последней ступеньке, в уголке, сидела какая-то девчонка.

Алексей понял, что смотрит на нее уже достаточно долго и пристально, и с досадой отметил, что и здесь его поджидает ловушка; теперь для своего взгляда ему пришлось срочно подыскивать новый «объект» — появилась еще одна запретная зона, потому что вот так вот пялиться на ребенка было совсем уж неприлично, а снова смотреть в окно он не будет. Обещал себе, что не будет, — и точка, значит, не будет.

Взгляд заметался по сторонам, везде ему было неуютно, и уж совсем против правил были эти портреты на единственной остававшейся безопасной стене — лица из администрации района, которые Алексей до тошноты изучал все предшествующие дни. Лица, не вызывающие вообще никаких эмоций, — и это, наверное, было даже хуже, чем тоска. Расплывшиеся, не имеющие четких линий, никак не сопоставимые с законами рисунка — лица без «изюминки», без «зацепки», или слишком правильные, или слишком защищенные от вмешательства художника жировой прослойкой. Взгляд скользнул вниз, на пол, — эх, дали бы волю, как бы он размыл, растушевал всеми мыслимыми и немыслимыми цветами палитры эти строгие бело-коричневые треугольники и квадраты! Ничего больше не оставалось, как снова начать смотреть на лестницу, пытаясь изобразить на лице тупое выражение блюстителя порядка.

— Ну и чего ты на меня уставился?

Алексей вздохнул, подумав о том, что к взрослым вообще-то принято обращаться на вы. И еще о том, что это у нее следовало бы спросить, почему она, собственно, сидит на лестнице в то время, когда должна находиться на уроке — на какой-нибудь физике или литературе, выводить формулы или постигать премудрые мысли классиков. Вообще почему она, собственно, сидит на лестнице, даже в том случае, если формулы ей надоели, а мысли классиков не находят отклика в душе, — можно было бы по крайней мере сесть на скамейку, пустующую в противоположном конце вестибюля, возле гардероба, как раз под фотографиями лиц из администрации. Туда он уж точно бы смотреть не стал. Господи, насколько все было бы проще, подумал Алексей, если бы ей не пришла в голову дурацкая идея посидеть на ступеньках! Или по крайней мере если бы она пришла ей в голову несколько раньше или позже — короче, не во время его дежурства. Тогда он мог бы сколько душе угодно пялиться на эту милую сердцу лестницу и никто не задавал бы ему вопросов, на которые нет ответа.

— А ты почему не на уроке?

Объяснять девчонке, почему он на нее, собственно, смотрит, было бы глупо, поэтому он и постарался деликатно уйти от темы, задав этот совершенно ничего не значащий для него вопрос.