Мария фон Трапп - Звуки музыки

— Дай мне посмотреть на тебя.

Она отступила назад, ее глаза заскользили по шляпке, голубому платью, черным чулкам и тяжелым черным туфлям. Она одобрительно кивнула.

— Очень красиво, очень элегантно.

Фрау Рафаэла не первый год носила черные одежды монахини: она простилась с миром не менее тридцати лет назад. Я чувствовала, что должна напоминать ей леди времен ее молодости.

Затем последовали инструкции: я должна вернуться в монастырь сразу по окончании отпущенного времени; помня советы доктора, я не должна пренебрегать физическими упражнениями, но и не злоупотреблять ими; наконец, я должна всегда помнить, что мой дом — Ноннберг, и я только временно отпущена в мир.

Сердце мое пронзила боль, когда я прощалась с тремя другими кандидатками — своими соседками по большой светлой комнате с окнами, выходившими на зеленую долину реки Зальцах. Пока фрау Рафаэла писала на клочке бумаги адрес, по которому мне предстояло отправиться, я окинула прощальным взглядом наше просторное жилище с шестью окнами с белыми занавесками, большим столом посреди комнаты и огромной старомодной печкой, приносившей нам тепло и уют в суровые зальцбургские зимы. Как счастлива я была здесь! Сколько пройдет времени, прежде чем я снова вернусь сюда?! Но выведенная над дверью старинными буквами древняя полуистершаяся надпись «Да исполнится воля Твоя», напоминала мне о моем долге.

Слова прощанья, напутственное благословенье, пальцы в последний раз погрузились в оловянную кружку со святой водой. Потом я постояла на коленях на хоровой решетке, опустив глаза на главный алтарь, моля Господа послать мне силы. Старая дубовая дверь распахнулась с капризным скрипом, как будто не желая отпускать младшую дочь Ноннберга обратно в жестокий мир, от которого столько времени оберегала ее. Когда я ступила из мрачного прохода под аркой на землю прилегавшего к монастырю многовекового кладбища, взгляд моих глаз, полуослепших от слез и яркого дневного света, упал на старую истершуюся надпись на могильной плите: «Пути Господни неисповедимы».

Потом я оказалась на дороге, ведущей вниз с горы, где Святая Гертруда в восьмом веке основала храм Господен. Высеченный в скале, с огромными стенами в основании, девяти футов в толщину, это был настоящий замок. Там, где фундамент выдавался из горы, в камне была вырублена небольшая терраса. Здесь я ненадолго остановилась, с интересом глядя в глубокую пропасть, из которой почти на триста футов вверх круто поднималась огромная скала. У ее подножия, покрытого густым лесом, ютились маленькие домики Зальцбурга. Я была сейчас выше самых длинных церковных шпилей. Бросив взгляд, я проследила глазами серебряную ленту реки Зальцах. Где-то там, среди гор, откуда она несла свои воды, должен быть Айген — цель моего путешествия.

Нужно было успеть на автобус. Прыгая через две ступеньки, уже забыв недавние выговоры за это, я спустилась по длинной лестнице, насчитывавшей сто сорок четыре ступеньки, на площадь. Здесь узнала, что ближайший автобус будет ровно через полчаса, и в ожидании уселась на скамейку, переводя дух после бега.

Я чувствовала себя вырванным с корнем деревом, в голове царило опустошение. Что меня ждет? Опустив глаза на смятый клочок бумаги в руке, я снова прочла: «Капитан фон Трапп». Эти слова породили некое подобие любопытства. Я ни разу в жизни не была на море и никогда не встречала живого капитана. Все мои знания о них были почерпнуты из книг и фильмов, виденных в детстве.

«Наверное, это пожилой человек с суровым взглядом, седой бородой и красными щеками, который все время жует табак и часто сплевывает, — думала я. — Если это настоящий капитан, он конечно, много раз объездил весь свет, и стены его дома увешаны всевозможными трофеями, оружием, шкурами львов и тигров. Это должно быть ужасно интересно».

Я почувствовала, как в моем сердце возникает настоящий благоговейный страх, так как этот капитан, как я себе его представляла, без сомнения, должен быть очень грубым и постоянно кричать и ругаться. Мысль об этом и воскресила в моей памяти историю мятежа на Баунти — немую кинокартину, которую я видела незадолго до ухода в монастырь и которая потом часто снилась мне по ночам.

Мои невеселые размышления были прерваны ужасным шумом. Большой автобус, в облаке пыли прогромыхав через площадь, остановился передо мной. Из него вылез мужчина. Был ли это водитель, я не успела разглядеть, потому что мой кожаный шлем съехал на глаза, так что мне был виден только рот, с торчащей из него зубочисткой. Сдвинув шляпку назад, я увидела шоферскую фуражку.