— Он ведь человек просто замечательный! Вежливый такой! Который раз уже в этом убеждаюсь. И здоровается всегда, и улыбается… Помните, как он обрадовался, когда я после «Легенды о любви» преподнес ему набор носовых платков и дорогой одеколон?..
Естественно, мы помнили нервную гримасу Чекалина, когда Славик выполз на сцену со своими кулечками и начал торжественно их разворачивать.
— Так о чем я, собственно, рассказывал?.. Ах да! Выходит, значит, Андрей из служебного входа, я неподалеку прогуливаюсь. Подхожу, спрашиваю: «Вы домой?» Он отвечает: «Да». Я говорю: «Хорошо, вместе пойдем! Вам в какую сторону?» А он — вежливый такой, тут же интересуется: «А вам в какую?»
Никитина прыснула и торопливо прикрыла лицо ладонью, я едва сдержала смех, но Славик ничего не заметил. Только еще раз окинул меня внимательным взглядом и заявил:
— И все-таки вы сегодня какие-то особенно нарядные. Наверное, в честь дня рождения Верди?
— Да, — подтвердила Лариска, хватая меня за руку и оттаскивая в сторону. — Отмечать готовимся…
Сюрпризы начались сразу после того, как мы вошли в зал. Во втором ряду сидела незнакомая девица с горящими глазами и почти таким же, как наш, букетом.
— Это что еще за явление? — обиженно поинтересовалась Никитина. — Кому это она цветы собралась вручать?
— Может, Серебровской? — Я пожала плечами.
— Ага! Такие, как эта, женщинам цветов не дарят!.. Сейчас мы все узнаем.
— Как?
— Да очень просто! — Лариска улыбнулась мне, как неразумному младенцу. — По той фамилии, которую она назовет первой.
Я хотела напомнить Лариске о том, как мы сами обманули Славика, назвав фамилию Серебровской, но Никитина уже подсаживалась к девушке и натягивала на лицо самую светскую из своих улыбок.
— Извините, пожалуйста, — Ларискин голос просто сочился патокой, — вы не подскажете, кто сегодня танцует?
— Настя Серебровская, — девушка доброжелательно улыбнулась. — И Андрей Вихрев…
— Как Вихрев? — тупо переспросила Никитина. А я почувствовала, что букет в моих руках тяжелеет с каждой секундой. Вместо ответа та порылась в сумочке и протянула программку, в первой же строке которой значилось «Граф Резанов — Андрей Вихрев». Мне немедленно захотелось выскочить вон из зала, но Лариска незаметно удержала меня пальцами за подол юбки и продолжила изучать список исполнителей. Когда она снова подняла голову, лицо ее светилось тихим торжеством.
— Все нормально, — сообщила она, беря меня под локоть и отводя в сторону. — Мой Алеша танцует сегодня Юродивого!..
Спектакль был как спектакль. Видимо, не хуже и не лучше, чем обычно. Потому что зрительницы так же заходились в аплодисментах и так же блаженно затихали под музыку «Белого шиповника». Так же восхищались первым появлением Кончиты, и так же хихикали, когда на заднике возникал слайд — лик Богородицы с иконы Андрея Рублева. Конечно, «чудный взгляд вишневый», про который пел Резанов с фонограммы, никак не ассоциировался с традиционными иконописными мешками под глазами. Но меня почему-то это девичье хихиканье всегда ужасно раздражало. А сегодня меня раздражал еще и Вихрев, и я прикрывала глаза, как только он появлялся на сцене.
Так было удобнее представлять. И я представляла себе, что это Алексей в просторной белой блузе под исступленный шепот Кончиты мечется по сцене, что это он обнимает ее ноги и он приникает обессиленно к ее телу, лежащему поперек его колена.
Никитина танец Вихрева никак не комментировала. Зато по поводу Иволгина несколько раз восхищенно высказалась:
— Вот что значит настоящий мужик! Не только в балетных трико, но даже в холщовых штанах видно!
К концу второго действия мои зубы уже выбивали мелкую дробь, а Лариска, наоборот, совершенно успокоилась.
— Ну что ты трясешься? — наставляла меня она. — Это мне бояться надо! А тебе-то что? Отдашь цветы и пойдешь! Главное, не забудь что-нибудь сказать, чтобы он в ответ тоже голос подал.
— Но ведь Юродивый — совсем даже не главная партия, — робко протестовала я. — На меня же как на дуру будут смотреть, когда я поплетусь к нему с цветами.
— Ничего. Ты вспомни «Лебединое»! Там вообще какой-то девчонке из кордебалета букет подарили!
— Так это, наверное, мама ее была или еще какая-нибудь родственница.
— А ты чем не родственница? — Никитина успокаивающе похлопала меня по плечу. — Не боись, Настасья, все будет нормально.
Но «нормально» не получилось… Началось с того, что я зацепилась каблуком за какую-то металлическую скобу на сцене и долго дергала ногой, пытаясь освободиться. Сзади деликатно покашливала девушка с букетом, которой я мешала пройти. В конце концов ей удалось обогнуть меня, и она решительно направилась с цветами к моей тезке Насте Серебровской. Аплодисменты усилились, когда Серебровская, приняв розы, склонилась в глубоком реверансе. Потом откуда-то возник мужчина с цветами, тоже вручил их солистке, а Вихреву зачем-то пожал руку. И тут наконец освободилась я.
Читать дальше