Моррис Ренек - Сиам Майами

— Он обладает всеми необходимыми достоинствами. Ты когда-нибудь поймешь, что существуют более важные вещи, чем умение организовать рекламу.

Сиам знала, о чем речь, поэтому внимательно слушала. Потом длинными беспокойными пальцами опустила на глаза очки. Он увидел, как она нервно закусила нижнюю губу.

— Додж приставил к тебе своих лучших людей…

— Не упоминай при мне его имени! — крикнула она.

Мотли отвел ее в сторону, чтобы на них не глазели привлеченные громким разговором гуляющие.

— Прости меня, Зигги. Я обещала, что буду держать себя в руках. С истериками покончено. Я уже достаточно наоралась, чтобы остаток жизни провести спокойно.

— Хорошо. — Он понял, что при упоминании Доджа она просто не в состоянии удержаться от визга.

— Я могла бы его задушить. — Она сжала руку Мотли. — Я так счастлива, что ты — мой менеджер! Это самое лучшее, что со мной случилось. — Ее нижняя губа задрожала. — Я исправлюсь.

— Только не держи все в себе.

— Не говори мне этого! — крикнула она и поспешно перешла на шепот: — Ну, выпущу пар, что с того? Яд все равно останется во мне. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь! Буду жить с ядом в душе, пока не расправлюсь с ним, как он расправился со мной. — Она зажала рот рукой, чтобы подавить рыдание. — Твои советы напрасны, я отомщу с помощью такого сильного средства, как яд!

— Сиам, — взмолился он, — переступи через это! — Он удерживал ее на деревянном настиле, подальше от медленно кативших по мостовой машин.

— Зигги! — Она перегнулась через ограждение, словно почувствовав тошноту. Всегда старалась увеличить расстояние между собой и им, прежде чем высказать что-то очень личное. — Он заставил меня почувствовать себя такой слабой, что я готова его убить.

— Забудь. Выбрось все из головы.

— От червей просто так не избавиться. Сколько ни изгоняешь их, они все равно ползут обратно. И возвращаются всякий раз, когда пропадает уверенность в себе. Нельзя же все время только и делать, что бодриться. Я обязательно должна нанести ответный удар.

Но вот вся злость вышла. Именно это и испугало Мотли. Теперь Сиам была полна холодной решимости поквитаться. В этом, по убеждению Мотли, и заключалась главная опасность — мстительность способна ослабить ближнего. Этого зрелища Мотли избегал.

— Не будь у меня собственной жизни, — не унималась она, — я бы тоже стала таким вот червем. Сплошная агрессия! Бесила бы и унижала людей, они бы меня попомнили.

— Я согласен с тобой, Сиам. Тяжелые воспоминания всегда тебе же во вред. Хотя они зачастую — источник силы.

Он попробовал увлечь ее обратно к лимузину, но она уперлась.

— Нет, я хочу подышать свежим воздухом.

— Все-таки что сделал тебе Додж?

Она словно не расслышала вопроса.

— Добиться успеха — один из способов убить его. Но я хочу успеха не ради этого, а ради самой себя.

— Он тебя грязно домогался? — спросил Мотли, сожалея, что вообще затронул эту тему.

— Ты имеешь в виду секс?

Мотли кивнул.

— Я пошла на это с открытыми глазами. Даже приняла за любовь. — Она криво усмехнулась. — Просто захотела свободы. Прочь оковы! Страшно признаваться, но я была счастлива, когда уступила ему. Это я-то, скромница! Ну, похожа я на скромницу? Я позволяла ему вытворять с собой все, что ему хотелось. Полностью раскрепостилась!

Она вскинула голову, пытаясь успокоиться.

— Откуда было знать, что он и не думал доставлять удовольствие мне! Моя уступчивость всего лишь льстила его самолюбию. Правда, хотелось иногда попросить его сделать мне приятное, но мешал страх. Была слишком напугана его властью надо мной. Не знала, насколько мало для него значу, пока не заболела в пути. Ты знаешь, какая мерзкая жизнь даже у самых лучших исполнителей? Он, как и все остальные, только кричал на меня. Никто за меня не боролся, никто не пытался поставить меня на ноги. Никто не сказал, что мне нужен отдых. Не догадались хотя бы оставить меня в покое. Их волновало одно: возврат денег и отмена выступлений. Отвратительно! А я расшибалась ради него в лепешку, норовила лишний раз доказать свою преданность, но была всего лишь бессловесным предметом, инструментом. Я настолько устала, а всем было на меня наплевать! Чем беспомощнее я становилась, тем больше он измывался надо мной. Я уже не была певицей, я вообще перестала быть человеком, сделалась вещью, которую можно упаковать и продать, стала товаром. Уже не была даже женщиной. Почему я утратила волю к сопротивлению? Почему? Наверное, отступила перед мощью денег.