Оливия Уэдсли - Несмотря ни на что

Он потащил Джона пить чай и познакомил его с миловидной француженкой, женой известного парижского адвоката, приезжавшей со своими детьми в Шартрез каждое лето на два-три месяца. При появлении Чипа оба малыша отошли от своей бонны и стали застенчиво, бочком подвигаться к нему.

Джон почти со злостью наблюдал безмятежное довольство Чипа. Оно как будто увеличивало тяжесть, лежавшую у него на душе. Молодые люди напились чаю в компании Леона и Луи и их хорошенькой томной мамаши, все время очаровательно улыбавшейся Джону. Было уже около шести часов, когда Джону и Чипу удалось, наконец, выступить в путь к изумрудному плато, откуда можно увидеть «весь мир».

Они молча взбирались в гору. Серебряное эхо колокольчиков пасшихся где-то коров донеслось до них откуда-то издалека. Один мелодичный трезвон, потом, после паузы, другой.

— Моя мать выходит замуж, — промолвил вдруг Джон отрывисто.

Чип продолжал карабкаться вверх. Сказал через плечо:

— Господи, какой счастливец тот, кого она полюбила! Кто он?

Чип был знаком с миссис Теннент вот уже пять лет. Он всегда проводил каникулы вместе с Джоном.

— Он — американец, — объяснил Джон сдержанно. — Судья в Нью-Йорке. Его фамилия — Вэнрайль.

— Да что ты?! — отозвался Чип. — Настоящий американец? И, наверное, патриот, а? Вашингтон, всякие новые реформы и так далее?.. Впрочем, ты все это знаешь лучше меня.

— Ничего я о нем не знаю, — отвечал все так же угрюмо Джон.

Они достигли между тем плато. Ром лежал по другую сторону глубокой долины. Необозримое зеленое пространство, простиравшееся далеко за горы, испещрено было, словно точками, деревушками, тенистыми долинами, где в лучах заката ярко пылали нивы; немногие тропинки, бежавшие по склонам гор, походили на полосы матового серебра.

— Почему ты с таким ожесточением относишься к тому, что твоя мать снова выходит замуж? — спросил неожиданно Чип, внимательно взглянув на товарища.

Одну минуту Джону страшно хотелось все рассказать Чипу. Но есть вещи, о которых мужчина ни за что не станет говорить, если дело касается женщины, все еще дорогой ему.

К счастью, у порядочных людей существует какой-то кодекс чести, иначе Бог знает, до чего дошла бы устрашающая несдержанность в разговоре двух людей, чья любовь превратилась во вражду. Перефразируя известную пословицу, можно было бы сказать: «Жизнь коротка, а память об изжитой любви — еще короче».

Постороннему наблюдателю иной раз кажется невероятным, что два человека, добивающиеся, чтобы закон освободил их от уз брака, и не останавливающиеся в этой борьбе перед самыми язвительными оскорблениями, некогда любили друг друга, льнули друг к другу в темноте, смеялись вместе при свете дня, жили душа в душу. Вы с болезненным ужасом и омерзением слушаете разоблачения, отрицания, отвратительные обвинения, которые каждый из этих двух рад возвести на другого. И их произносят те самые уста, которые некогда нежно целовали, которые находили наш земной язык слишком бедным для влюбленных!

Джон не отвечал ничего на вопрос друга. Чип постучал по траве каблуком тяжелого ботинка. Он лежал на спине и смотрел на сизые облака.

— Когда же ты увидишь судью Вэнрайля? — спросил он, помолчав.

Джон пожал плечами.

— Понятия не имею. Мои планы все еще так туманны. Скорее всего возвращусь вместе с тобой в Лондон. Вчера я получил от Коррэта вот это письмо.

Он порылся в кармане и перебросил письмо Чипу.

— Это я называю удачей! — воскликнул, прочитав его, Чип со своей привлекательной улыбкой. — Да, это удача несомненно! Старый Коррэт оказался толковее, чем я думал. Вот так приятный сюрприз, а? И как это у него тонко вышло насчет «метлы»… Когда открывается снова сессия парламента? Недельки через три, как будто, не так ли? Мы успеем еще пошататься немного по Италии, из Бриндизи махнуть обратно морем — и ты поспеешь в Лондон как раз к тому времени, когда надо будет взять в руки метлу… Да, да, итак, ты приступаешь к деятельности, Джон! Чувствую, что следует и мне взяться за что-нибудь. Единственное, чем я охотно бы занялся, это — хозяйством на свободной земле. Но старик Дэвис так давно уже служит у нас управляющим, что для него было бы трагедией, если бы я его уволил. И, кроме того, он так прекрасно знает свое дело! Одна надежда на тебя, Джон. Покажи свои таланты, становись поскорее видным человеком, а тогда тебе, конечно, пригодится такой секретарь, как я. — который звезд с неба не хватает, но работать будет добросовестно и охотно. И жалованья не потребует.