Маргарет Каллагэн - Хозяин дома

Элла мысленно вернулась в прошлое, и ее губы искривила горечь. Прошлое. Было и быльем поросло. Похоронено, но не забыто. Лежа на промокшей от слез подушке, она приказала себе успокоиться и уснуть, но ее память не подчинялась приказам, она упорно возвращала ее к прошлому, к замужеству, к любимому Джеку. Только Джек больше не принадлежал Элле, она сама оттолкнула его от себя.

Вспомнилась фраза, брошенная ею в один из самых горьких моментов: «Один мужчина, два, десяток… для этой цели сгодится любой мужчина». Но, конечно же, она тогда блефовала, ей хотелось ранить Джека побольнее, отомстить мужу за то, что ему хватило сил уйти.

В тот раз Джек не осуществил свою угрозу, хотя одному Богу известно, почему он этого не сделал. Вспоминая безобразную сцену, Элла внутренне содрогнулась. Она представила, какой видел ее Джек, посмотрела на себя его глазами, и ей стало стыдно. Толстая и неопрятная, не говоря уже о том, что пьяная. И Джек, ее удивительный, необыкновенный Джек, еще попытался спасти их брак. Как же сильно он, должно быть, ее любил… тогда любил.

«Один мужчина, два, десяток…» В то время это было чистой бравадой, но собственные глупые, отвратительные слова всплывали в памяти бессонными ночами и мучили Эллу вот уже несколько лет. В кошмарных снах она видела одну и ту же сцену, все повторялось снова и снова — те же больно ранящие слова, тот же взгляд, те же прикосновения. Со временем боль начала постепенно притупляться, а сама Элла дошла до самого дна, откуда падать дальше было уже некуда, но и спрятаться было негде.

Со дна возможен только один путь — наверх, только их брак было уже не спасти. Однако для нее самой было еще не все потеряно. Элла не могла вернуть Джека, но она могла бы вернуть хотя бы самоуважение. Так почему же именно сегодня, после нескольких месяцев передышки, ей снова привиделся старый кошмар?

Элла вздохнула и провела пальцами по спутанным волосам. Все дело в Стивене. Хотя его слова не явились для нее полной неожиданностью, они невольно спровоцировали возвращение старого кошмара. Стивен — очень заботливый работодатель и очень хороший друг, даже слишком хороший, подумала она. Вечером ей предстояло дать ему ответ.

Элла взглянула на стрелки часов, едва различимые в полумраке, отбросила пуховое одеяло, села и спустила ноги с кровати, нащупывая босыми ступнями стоящие наготове шлепанцы.

— Ох, Элла, — устало прошептала она, обращаясь к самой себе, — что же ты собираешься ответить Стивену?

— Но почему, Элла, ради Бога, почему? — Стивен отказывался верить тому, что услышал. — Мы с тобой образуем отличную команду, нам хорошо вместе… черт побери, женщина, ты должна была чувствовать, к чему дело идет! Я не понимаю, почему ты не можешь выйти за меня замуж?

Элла невольно поморщилась. В словах Стивена слышалась боль, боль сквозила и в его голубых глазах, и все же Элла знала, что, согласившись выйти за него замуж, в конце концов причинит ему еще большую боль. Беда в том, что она его не любила и не любит. В каком-то смысле Стивен прав, им действительно хорошо вместе, но она лишь сейчас осознала, что всегда воспринимала его только как друга.

Да, Элла видела, к чему идет дело. Стивен не делал секрета из своих намерений. Так, хотя главной причиной ее решения переехать и найти работу поближе к дому — к дому, которого у нее никогда не было в детстве, был Грэмпс, Элла с болезненной остротой осознала, что в конечном счете ее действия диктовались растущей привязанностью Стивена.

Как тактично отказать ему, не обидев? Элла сделала большой глоток минеральной воды со льдом, одновременно глотая ком в горле. Понимая, что подсознательно оттягивает неприятный момент, она наконец подняла глаза на сидящего напротив нее мужчину.

— Прости, Стивен, — прошептала она с принужденной улыбкой, — я бы хотела, но не могу. Это было бы несправедливо по отношению к тебе, по отношению к нам обоим, — тихо добавила она, надеясь, что он поймет и поверит. — Вступление в брак — очень серьезный шаг, и поскольку мы оба уже состояли когда-то в браке…

— Тот, кто однажды обжегся на молоке, дует на воду, это ты хочешь сказать? — перебил ее Стивен. В голубых глазах мелькнуло выражение горечи. — Что ж, по отношению к тебе это верно. Честно говоря, не думал, что ты трусиха. Интересно, кого же ты боишься? Меня или себя? Хотя, если подумать хорошенько, по-видимому, ты все еще сохнешь по тому мерзавцу, который предал тебя в тяжелую минуту, — закончил он с убийственной проницательностью.