Екатерина Юрьева - Все свободны

— И охота некоторым деньги тратить, — пробубнила Вася. — Идем мы, идем. По бульвару уже.

Что можно ходить, чтобы куда-то двигаться, Лева давно забыл. И заволновался еще больше — все ли действительно в порядке?

Вася с Суховым ввалились, хохоча. Она расцеловала Леву. Представила классика. Лева затрепетал. Как всегда, он трепетал перед любым предметом, который ценил его шеф.

Сухов произвел суетное впечатление. Лева даже заподозрил, что тот уже успел хлебнуть где-то. Это его насторожило. Говорил Сухов просто, но как-то цепляя слова, которые как бы путались, и не всегда было ясно, что они значат — все эти знакомые слова, сложенные писателем в свои авторские фразы. «Если он так еще и пишет, как же это все понять? А уж если эта дружба с писателем вдруг наладится, придется все прочесть… И потом сдавать контрольную. Ужас! Но вообще-то Сухов этот забавен. И все-таки трезв, — облегченно резюмировал Лева. — А то бы пришлось звонить Юрию Николаевичу, чтоб тот тоже принял рюмашку и явился в той же форме. Оформленный, так сказать».

— Олигархи всегда задерживаются? — скромно поинтересовался Сухов, потягивая аперитив в виде виски.

— Да, понимаете, пробки. — «Хорошо, что все пьют одно и то же, может, так и общий язык найдут? Правда, еще непонятно на какую тему», — трепетно нервничал Лева. Все было очень волнительно — первый раз с высокой культурой.

— Ну да нам и так не скучно. Расскажите пока, Лева, что такое ваш шеф? Ну, кроме того, конечно, что мы иногда читали в прессе.

— Он хороший, — с придыханием начал Лева. Такой простой и неожиданный отзыв даже рассмешил. — Ну, правда, хороший. Платит хорошо и регулярно. — Все расхохотались абсолютно искренне.

— Ну что вы смеетесь, Василиса, право. Это очень важно, — поддержал Леву Сухов. — Кстати, зачем все-таки мы здесь? Какие идеи? Кроме поросенка с хреном, как я понимаю.

— Честное слово, не знаю, — затараторил Лева. — Честное слово. Сам в недоумении. Говорит, хочу пообщаться с людьми. С умными. Хотя несколько умных у него всегда и так были под рукой…

— Понятно, иначе бы как он один, даже сильно умный, себе такой капитал сколотил.

— А вы над чем работаете, Виктор Викторович? — Лева попытался переключить разговор, чтобы избавиться от, возможно, обидных комментариев.

— Этот ключевой ответ я готовлю для вашего шефа. Чтоб два раза не повторяться. Зайдет же, наверное, и об этом разговор?

В зал ворвался Юрий Николаевич Скворцов и стремительно двинулся к их столику. Рядом, стягивая с него пальто, семенил мэтр, бубня про свежих устриц. Поморщившись, Скворцов отмахнулся от этой темы, но благосклонно подхватил стакан с виски, который умело метнул ему в руку кто-то из официантов.

— Чего-нибудь простенького. Для простых людей. Хотя сейчас мы сами определимся. Я в восхищении от вашего последнего романа, — продолжил он без перехода, обращаясь к Сухову.

— И мне, знаете, нравится, — поддержал его Сухов.

Все пристально всматривались друг в друга. Возникла пауза. Юрий Николаевич был действительно хорошим, в смысле, если посмотреть со стороны. Проницательные глаза, как им и положено, меняли цвет по настроению. (Хотя последнее стало совсем понятно несколько позже.) Волосы, зачесанные назад, открывали ровный и красивый лоб. В меру тяжелый подбородок был в пропорции с прямым и в меру тяжелым носом. Все вместе было таким до неправдоподобности приятным, что Вася живо представила, как в минуты бешенства у Скворцова расширяются ноздри и из них валит дым. Тем временем глаза его светло открылись навстречу новым знакомым. Роскошный костюм был положен Скворцову по статусу, то есть по рождению. Но… запонки. Золотые запонки. Васю это потрясло, именно это. У нее была страсть к мужским украшениям. Кто как определяет мужчин. Кто по часам, кто по трусам. Вася — по запонкам. Такой мужчина был для нее человеком самого высокого класса. И нечасто встречающегося. Ну еще, может быть, булавка в галстук. Она тоже присутствовала. Но это уже баловство, вторичные признаки. У Васи прямо слеза навернулась от умиления. «Надо же, — мелькнула мысль, — какие глупости иной раз доводят до полного удовлетворения». Васино умиление не осталось не замеченным писателем. На запонки ему было наплевать, он в них ничего не смыслил, но умильная Вася имела значение для оценки ценностей. В конце концов, он не первый день ее знал.

— Юрий Николаевич, разрешите представить, — Лева привстал со стула, — Виктор Викторович и Вася.