— Я всегда так делаю.
— Я понял. Не боишься?
— А мне с некоторых пор мало что страшно.
— С каких пор?
— Коля, видишь ли, только за неординарные действия получишь поощрение. Это так всегда и везде. Да ты и сам все знаешь.
«Только вот где эта неординарная грань?» — мелькнуло у Виноградова. Вошла Вася с чайником.
— Юрочка, а знаешь, Коля гадать умеет на картах. Нам с Ольгой в прошлый раз всю правду рассказал.
— Не всю. — Виноградов осекся. — В смысле всей правды я и сам не знаю.
— А посмотри, Коль, что будет?
— Как захотим, так и будет. И потом я же карты тогда с собой увез. Чтоб больше соблазна не было. И вообще засиделся. Буду прощаться. — Он встал.
— Максим, отвези Николая, пожалуйста, и поезжай домой. Не возражать. Сегодня уже все случилось. Ждем завтра. Отдыхай.
Вася закрыла дверь.
— А что случилось-то?
— Да сам не знаю что.
— Тогда отвечай, будешь сегодня еще соблазняться?
— И не надейся. Ладно-ладно, не обижайся. Не до того сейчас, Васечка, правда. — Он погладил ее по щеке. — Но спасибо за внимание и заботу. Иди. Поздно уже. А я пока подумаю, куда поедем.
— Мы как будто бежим, Юр?
Скоро поехали. Куда, Вася так и не поняла. Куда-то. При всей ее любви к дорогам и неожиданной радости, связанной со свободой от трудовой деятельности, которую так вдруг организовал ей ее любовник, она почему-то, пожалуй впервые, не рвалась в путешествие. Но решила не сильно волноваться. Рядом был Юрий Николаевич, и впутывалась она все-таки в историю с ним, а значит, и отвечать ему за нее, а ей за него. «Жена декабриста, блин». Скворцов же решил, что прокат по глухой провинции принесет хоть временный покой. Он тешил себя надеждой, что во время его физического отсутствия все как-то рассосется. Надо только переждать, пока выйдет пар из всех перегревшихся котлов. Но все связи и ниточки Скворцов по-прежнему держал в своих руках, и дергал за них только он. А кто б еще отважился? Юрий Николаевич постоянно сидел при компьютере и нескольких телефонах, порой раскаляющихся от количества желающих дергаться.
Наблюдая за собой, Вася удивлялась, что ей почему-то было очень комфортно без работы. Хотя раньше, ругая ее и даже порой матерясь, с трудом представляла, что вдруг не будет бегать как угорелая по городу, совать дудку — так называли микрофон — в рожу каждому встречному-поперечному, потом пьянствовать с ним же и т. д. и т. п. Все, что она так ненавидела, она все-таки иногда любила. И еще более удивительно было то, что сейчас скучно ей без пресловутой дудки вовсе не было.
Тем временем Скворцов обдумывал запасные варианты. Например, отослать Васю куда-нибудь вслед отъехавшей семье, если его обстоятельства дадут слабину. Можно было даже подогнать туда ее подружек, где развлечения. Он был вполне щедр, хотя не всегда еще великодушен.
Но пока они все ехали и ехали. Вася умело делала вид, и это Юрий Николаевич оценил, что ничего особенного не происходит. Беспокоило ее только одно — полное отсутствие Масика. Юра рассказал, что тот неожиданно без предупреждения и совсем не вовремя прирулил в столицу, но даже сам Скворцов с ним так и не встретился. А только разгребал масиковские «успехи». Обмолвился он и о том, что приказал Масику исчезнуть, пропасть, чтоб не нашел никто и никогда. Очевидно было и то, что Юрий Николаевич был на Масика страшно зол. Максим на вопросы не отвечал вовсе, а только отмахивался и отправлял к шефу, с которым за бессмысленностью она уже и разговоров не заводила. Зато сама телефонировала Масику без перерыва в надежде как-то отловить в этой жизни, а он все был вне досягаемости. Масштаба скворцовской разрухи Вася, конечно, себе не представляла, и потому вела себя глупо. В ней расцветали сентиментально-женские желания. Она очень хотела поблагодарить Масика за чудный прием на необитаемом острове. В его владениях ей было очень хорошо, и она это помнила. Потом, Вася просто соскучилась, не терпелось потрендеть с ним и выпить водки, наконец. Вася как-то быстро сроднилась с Масиком, и для нее он стал уже близким родственником. Как и Юрий Николаевич. Словом, тотальное отсутствие Масика Васю настораживало, а он попросту дематериализовался.
Наконец, устав от путей-дорог, прижились невольные экскурсанты в каком-то красивом местечке где-то в лесу. Гулять было невозможно, вокруг все таяло. Дороги развезло, да еще лил без перерыва мутный весенний дождь, поэтому они просто сибаритствовали, говоря по-русски, разлагались. Вася так просто пухла от безделья.
Читать дальше