Нина Ламберт - Место под солнцем

Ремо, свежевыбритый, элегантно одетый, благоухающий «Арамисом», преподнес Карле неизменный роскошный букет. Она встретила жениха несколько вяло и скованно, поставила цветы в воду и, извинившись за то, что не готова, начала спешно одеваться. Ремо деликатно отвернулся.

— Я бы хотела сегодня пораньше вернуться, — сказала она, вдевая в уши золотые сережки, которые Ремо подарил ей на день рождения. — В понедельник у меня прослушивание по новой пьесе Фримена, поэтому мне надо готовиться.

На прослушивании надо было читать незнакомый отрывок с листа. Карла приложила все силы, чтобы раздобыть неопубликованный еще текст пьесы. В этом ей помог Питер Меткалф, назначенный режиссером-постановщиком, с которым Карла давно была знакома по работе на Четвертом канале телевидения (он вообразил, что у него есть шанс завоевать сердце мисс Де Лука). Теперь нечего бояться. С ее редкой зрительной памятью роль главной героини Анны Прайс она к понедельнику будет знать почти наизусть.

— Что за пьеса? — спросил Ремо, стараясь казаться заинтересованным. За время их знакомства он немало часов проскучал в партерах рядом с восхищенно-завороженной Карлой.

— Лучше не спрашивай. Все держится в секрете. Мне, правда, удалось кое-что разузнать. Думаю, есть возможность получить роль. Вряд ли кто-то будет подготовлен лучше меня.

Они спустились вниз, в ресторан, где их, как дорогих посетителей, ждал великолепный ужин. Карла была оживлена и взахлеб рассказывала Ремо о Джосайе Фримене и его новой работе. На лице Ремо проявился пристальный интерес, хотя в сущности он был равнодушен к предмету разговора. Но ему не привыкать: бывало, Карла часами декламировала ему, например, «Гайавату», а он сидел и восторженно внимал.

Карла раскраснелась, глаза ее блестели. Она изложила фабулу драмы. Насыщенная действием и остросюжетными поворотами пьеса имела подводное течение, требующее от зрителя размышления и переживания. Большое количество персонажей и отсутствие «маленьких ролей» делало постановку дорогостоящей и даже коммерчески невыгодной. Но Фримена, объяснила Карла, совершенно не волнует финансовая сторона. Для праздной публики он не пишет. Вот и в этой работе героиней была женщина, униженная нуждой, грубыми мужскими притязаниями, которая тем не менее борется за свое «я», проходит через трагические испытания, сохраняя достоинство и самоуважение.

Пьеса, несомненно, была сильной. Смело можно сказать, что роль героини — самая лучшая за последние годы. Карла всегда восхищалась творчеством этого драматурга, хотя все, что он писал, не нравилось массовой аудитории. Критика, однако, никогда не оставляла его без внимания. Шуму было много, но пьесы шли плохо. Фримен не соглашался на принятые в театральной среде компромиссы. Он работал от души, искренне и щедро, но жил, как говорится, отшельником, несведущим в коммерческих тонкостях и сторонящимся прессы. Ни единой реплики он не позволял вычеркнуть из текста, за что заслужил славу несговорчивого чудака. Все это приводило Карлу в восторг, а Ремо удивлялся, как такой вздорный парень вообще умудряется зарабатывать на хлеб.

— Слава богу, театр «Фриндж» взялся за эту драму, — вздохнула Карла. — Но я думаю, что и самые знаменитые подмостки скоро признают ее. Ты знаешь, Ремо, это так здорово… столько чувства, столько страсти!

Не отрывая глаз от ее губ, так и просящихся на поцелуй, Ремо с тоской подумал, какой же смысл вкладывает Карла в слово «страсть». Эта женщина полна огня и чувственности, но, увы, она ограничивается эмоциональными переживаниями. Разумеется, он не ожидал от такой целомудренной и скромной девушки, как Карла, пылкости, с которой иные женщины бросаются в руки мужчин. Но в то же время ему претила роль супруга, вынужденного из-за холодности жены искать утешения на стороне. Временами, правда, Ремо казалось, что Карла сдерживает свою страсть, не позволяет себе раскрыться полностью, но стоило ли надеяться, что такая сдержанная, даже скованная женщина в один прекрасный день расцветет пылкой чувственностью? Утешаться было особенно нечем.

«Эта девушка думает только о себе, — неоднократно повторяла ему мать, — неужели ты надеешься, что она поступится своей драгоценной карьерой и будет рисковать фигурой, ради того чтобы родить тебе ребенка? Карла Де Лука не создана ни для замужества, ни для материнства».

Стиснув зубы, Ремо выслушивал бесконечные мамины речи. Он готов был жениться на Карле на любых условиях. Пусть она играет в театре, пусть она бережет свою фигуру. Но он, несмотря на свой мягкий покладистый характер, был все же мужчиной, а не святым.