Елена Стяжкина - Купите бублики

Только очень обидно, что ему тоже все равно кого не любить.

Пойду-ка я к Игорю и попрошу его стукнуть меня головой о стену. И тогда… И тогда… Тогда — как же я поплачу! Ох.

Загородный дом перестраивался много раз. Он в этом похож на Отечество, которое лично я не выбирала. Сначала это был курятник. Дом дядюшки Груши из четырех дорогих кирпичей. Потом ему, дому, надели шапку. Получился второй этаж из сказки про Бабу-Ягу. Видимо, этот образ был дорог Игорю Львовичу. Он оставил центральную постройку и по бокам прилепил два огромных крыла. Так выглядят воробьи с лебедиными крыльями. Если таковых кто-то, конечно, видел.

Игорь Львович спал в центральной голубятне. Справа от него — Като с мужем. Слева — мы с Андреем и Юшкова с Марком. Вот как она мне доверяет. Правда, они спали на первом этаже, а мы на втором. Был еще чердак с камином и пожарной неустойчивостью. А также проходом в центральную часть. Вообще — в этом доме все дороги вели туда. В Рим. Здесь очень удобно было принимать проституток вперемежку с порядочными женщинами. Хватило бы сил.

Я поднимаюсь на чердак. И впиваюсь взглядом в мужской силуэт у окна. Очень романтично. Мужской силуэт на фоне луны. Луна бывает только в России. На Украине чаще попадается месяц. Это наше необщее мусульманское прошлое. Луна всегда выглядит как дура. В смысле, Красный Крест и Красный Полумесяц — скромная эмблема доброты — гораздо романтичнее. Я не пылинка и не привидение. Но на мои физиологические шумы он не оборачивается. Он ждет. А я этого не люблю. Я подхожу и уже знаю, что это Марк. А раз знаю, то обнимаю его сзади и прицельно целую в шею. Марк разочарованно вздыхает. Понятно: «а ты опять сегодня не пришла».

— Это всего лишь я… Не-та-Катя.

— Я понял, — он улыбается и берет меня за руки.

Я начинаю шевелиться. У Марка срабатывают рефлексы. Он так истошно начинает меня целовать, как будто кричит. Мои шорты с треском летят на пол. Его страсть огибает меня стороной. Я просто ищу приключений. И нахожу их. Мы опускаемся на пол. Я дрожу. Марк — мощный. Марк — жуткий. Марк…

— Марк! — кричу я, Марк, а не «тьфу ты, черт».

Мощные потоки мужской дружбы сливаются во мне в одну реку. Жаль ли мне Юшкову?

— Марк, тебе не стыдно? — спрашиваю я, лежа у него на плече.

— Тебе плохо со мной? — вздрагивает он и начинает ковыряться в носу.

— Разве в этом дело?

— Мы все это проходили пятьдесят шесть миллионов, — он укоризненно улыбается.

— И пятьдесят шесть миллионов один.

— Дроби не в счет. — Он гладит меня под коленкой и начинает неровно дышать.

Я расцениваю его ласку как попытку к изнасилованию. Я повизгиваю и уворачиваюсь. В борьбе никак не обретается счастье.

— Я не хочу, я больше не буду. — Я решительно вскакиваю и иду к луне.

Марку, наверное, нравится мой силуэт, он хохочет:

— Иди сюда, ты замерзнешь. Честное слово, я буду вести себя по-братски. Ты будешь Суок, а я Тутти, наследник. Вот гадость-то, не успели люди полюбить друг друга, сразу выясняется, что они брат и сестра.

Я возвращаюсь и сажусь на шорты. Он берет мою руку и бредит о сороке-воровке. Почему ему не стыдно? А мне почему? Он подтягивает меня ближе, утыкается носом в волосы и начинает мелко-мелко и часто-часто дышать.

— Не-та-Катя, — глухо произносит он, — а давай убежим?

— Куда? — спрашиваю я.

— В пустыню к эмирам. Я продам тебя в публичный дом и буду жить на процент от твоих доходов.

— Опять сутенером?

Я получаю резкую увесистую пощечину, теряю равновесие и падаю на пол. Падаю и лежу себе грустно и пьяно. Марк тяжело вздыхает и не уходит. Он гордо всхлипывает и говорит равнодушно:

— Я очень устал.

А его подоспевшая ко времени слеза капает мне на нос. Мне, честно, все равно — устал он или нет. Я не хочу в публичный дом. Его слезы меня не трогают. Андрюшка тоже часто плакал. Но плачущий Марк выглядел увесистее и был похож на содранный в кровь кулак.

— К маме хочешь? — поинтересовалась я его сценарием.

Он покачал головой и блеснул лунными дорожками на лице.

— Давай дружить, Катя.

— В смысле, твой следующий половой контакт будет с Андреем?

Марк меня не ударил. Он проворно забрался сверху и возлег. Я раздумываю, потому что очень-очень хочу его, но принципы, кажется, дороже.

— Марк, а за какую команду будет играть Христо Стоичков?

— Я забыл, — говорит он и собирает с меня свои манатки. Руки, ноги и прочее. — Так ты поедешь?

— Куда?

— В Эмираты. Думай о хорошем, — просит он.

Я не дошла до Игоря Львовича, меня недолюбил Андрей. Все лошади ипподрома закрыты в стойлах. Можно ли устранить недоделки на Востоке? Я беру слишком большой разбег для того, чтобы превратиться в дешевку. Просто сегодня на луне висит табличка: «Сход с ума».